"Оноре де Бальзак. Госпожа Фирмиани" - читать интересную книгу автора

пышные волосы, величественный взгляд, все мысли, которые выражались бы
особенными оттенками, свойственными цвету ее лица. В этой женщине было все:
поэты могли одновременно видеть в ней Жанну д'Арк или Агнессу Сорель;[11] но
они нашли бы также незнакомую женщину, душу, спрятанную под обманчивым
покровом, душу Евы, богатства зла и сокровища добра, порок и смирение,
преступление и самоотверженность, донью Джулию и Гайди из "Дон-Жуана" лорда
Байрона.
Старый мушкетер имел дерзость остаться последним в гостиной г-жи
Фирмиани; он спокойно сидел в кресле с назойливостью мухи, которую нужно
убить, чтобы от нее избавиться. Часы показывали два часа ночи.
- Сударыня, - сказал старый дворянин в тот момент, когда г-жа Фирмиани
поднялась, давая понять гостю, что он доставил бы ей удовольствие своим
уходом, - сударыня, я дядя господина Октава де Кана.
Не в силах скрыть своего волнения, г-жа Фирмиани поспешно села.
Несмотря на свою проницательность, садовод не понял, отчего она бледнела и
краснела: от стыда или от удовольствия. К некоторым удовольствиям
примешивается немного робкой стыдливости, того восхитительного волнения,
которое даже самое целомудренное сердце желало бы оставить в тайне. Чем
более деликатна женщина, тем больше желает она скрыть свои душевные
движения. Многие женщины, непостижимые в своих божественных капризах, желают
часто слышать, как произносится всеми имя, которое иной раз они хотели бы
похоронить в своем сердце. Старик Бурбонн не совсем так истолковал смущение
г-жи Фирмиани, но простим ему; деревенский житель был недоверчив.
- Итак, сударь? - сказала ему г-жа Фирмиани, бросая на него один из тех
светлых, ясных взглядов, в которых мы, мужчины, никогда ничего не можем
увидеть, потому что в них слишком глубоко запрятан вопрос.
- Итак, сударыня, - повторил дворянин, - знаете ли вы, что сообщили мне
в глуши моей провинции? Мой племянник разорился из-за вас, несчастный ютится
на чердаке, в то время как вы живете здесь в золоте и шелку. Вы мне простите
мою деревенскую откровенность, вам, наверное, не мешает знать, как о вас
злословят...
- Довольно, сударь! - сказала г-жа Фирмиани, останавливая дворянина
повелительным жестом. - Я все это знаю. Вы слишком хорошо воспитаны, чтобы
продолжать разговор на тему, которую я прошу оставить. Вы слишком галантны,
в старом значении этого слова, - добавила она, придав своей фразе легкий
оттенок иронии, - чтобы не знать, что не имеете ни малейшего права меня
допрашивать. Наконец, смешно мне оправдываться. Я надеюсь, что вы достаточно
хорошего мнения обо мне, чтобы поверить, какое глубокое презрение внушают
мне деньги, хотя я и вышла замуж, не имея никакого состояния, за человека,
обладавшего огромным состоянием. Мне безразлично, сударь, богат или беден
ваш племянник. Если я принимала его, если я продолжаю его принимать, значит,
я считаю, что он достоин быть в числе моих друзей. Все мои друзья, сударь,
уважают друг друга: они знают, что я не имею обыкновения принимать у себя
людей, если не ценю их; быть может, я недостаточно милосердна; но мой
ангел-хранитель до сих пор внушал мне глубокое отвращение к пустой болтовне
и нечестности.
Хотя первые фразы этой тирады г-жа Фирмиани произнесла слегка
изменившимся голосом, последние слова были сказаны с апломбом Селимены,
высмеивающей Мизантропа.[12]
- Сударыня, - продолжал граф взволнованным голосом, - я старик, почти