"Оноре де Бальзак. Музей древностей" - читать интересную книгу автора

дипломатических салонах, и на общественной трибуне, с помощью книг или
авантюр. Эта слава необходима каждому новому поколению, как своего рода
священное миропомазание. Знатная семья, пребывающая в бездействии и
забвении, подобна девице на выданье, глупой, некрасивой, бедной и
добродетельной,- словом, имеющей все основания быть несчастной. Брак между
мадмуазель де Труавиль и генералом Монкорне не только ничему не научил Музей
древностей, но едва не оказался причиной разрыва между Труавилями и салоном
д'Эгриньонов, заявившим, что "Тревили себя запятнали".
Лишь один среди всех окружавших маркиза людей не разделял их иллюзий.
Надо ли говорить, что это был старик нотариус Шенель? Хотя его преданность
старинному роду, представленному ныне тремя лицами, была беспредельной, что
достаточно убедительно подтверждается нашим повествованием, хотя он вполне
разделял взгляды маркиза и находил их правильными,- Шенель все же обладал
здравым смыслом и приобрел столь обширный опыт, ведя дела большинства видных
семей департамента, что не мог не учитывать мощного движения умов и не
признать великих перемен, вызванных ростом промышленности и новыми нравами.
Бывший управляющий видел, как революция от разрушительных деяний 1793 года,
когда она вкладывала оружие в руки мужчин, женщин, детей, воздвигала
эшафоты, рубила головы и выигрывала сражения на полях Европы, перешла к
мир^ному осуществлению идей, некогда освятивших эти грозные события. После
пахоты и сева наступало время жатеы. Шенель понимал, что революция
определила сознание нового' поколения, он осязал реальность фактов, видел
тысячи ран и чувствовал, что возврата к прошлому быть не может; то, что
королю отрубили голову, казнили королеву, отобрали землю у дворян-все это в
его глазах завело страну слишком далеко, затрагивало слишком много
интересов, чтобы заинтересованные позволили уничтожить плоды этих действий.
Шенель трезво смотрел на вещи. Его фанатическая преданность д'Эгриньонам
была беспредельной, но не слепой и становилась от этого еще благороднее.
Вера, позволяющая молодому монаху узреть небесных ангелов, все же не так
сильна, как у старого монаха, который этих ангелов ему показывает. Шенель
походил на старого монаха, он отдал бы свою жизнь, защищая священную раку с
мощами, хотя бы в ней уже завелись черви. Всякий раз, когда Шенель с тысячью
предосторожностей пытался объяснить своему бывшему господину все эти
"новшества", то иронизируя над ними, то притворно удивляясь или негодуя, на
устах маркиза неизменно появлялась высокомерная улыбка, а в его душе,
видимо, жила твердая уверенность, что все это "безумие" пройдет, как
проходили многие другие. Никто не замечал, насколько внешний ход событий
поддерживал предубеждения гордых защитников развалин былого. Действительно,
что мог ответить Шенель старому маркизу, когда тот с властным жестом говорил
ему:
- Бог смел с лица земли Буонапарте с его армиями и новыми могучими
вассалами, сокрушил воздвигнутые им престолы и развеял в прах его горделивые
замыслы! Бог освободит нас и от всего остального.
Шенель грустно поникал головой, не смея возразить: "Не сметет же бог с
лица земли всю Францию?"
Оба они были великолепны в эту минуту: один противился бурному потоку
фактов, словно древняя, поросшая мхом гранитная глыба, нависшая над
альпийской пропастью, другой - созерцал бегущие воды с мыслью о том, как бы
обратить их на пользу. Добрый и почтенный нотариус горько вздыхал, замечая,
какие непоправимые разрушения производят аристократические предрассудки в