"Оноре де Бальзак. Поиски Абсолюта" - читать интересную книгу автора

дерева главные сцены из жизни Артевелде [Артевелде Якоб (1290-1345) - вождь
оппозиционного движения во Фландрии, направленного против политики графа
Гентского; возглавил правительство из представителей крупной буржуазии и
ремесленников, образовавшееся в Генте в начале Столетней войны], пивовара,
некоторое время бывшего королем обеих Фландрий. Эта деревянная обшивка,
состоявшая из шестидесяти панно, изображала до тысячи четырехсот персонажей
и считалась важнейшим произведением Ван-Гуизия. Капитан, стороживший
граждан, которых Карл V приказал повесить в день своего въезда в родной
город, предлагал, говорят, Ван-Клаасу возможность бежать, если тот подарит
ему произведение Ван-Гуизия; но ткач уже отослал панно во Францию. Зала, вся
целиком украшенная этими панно, которые в память казненного мученика сам
Ван-Гуизий вставил в деревянные рамы, окрашенные ультрамарином с золотыми
жилками, является, конечно, наиболее совершенным произведением мастера, и
самые маленькие кусочки этих панно теперь ценятся на вес золота. С простенка
над камином смотрел Ван-Клаас, написанный Тицианом в костюме председателя
суда по делам о разделах имущества, и, казалось, руководил еще семейством,
которое чтило в нем великого предка. Высокий камин, сложенный из простого
камня, в прошлом веке был облицован белым мрамором; на нем стояли старинные
часы и два пятисвечника с витыми отрогами дурного вкуса, но из массивного
серебра. Четыре окна были декорированы широкими занавесками из красной с
черными цветами камки на белой шелковой подкладке; той же тканью была обита
и мебель, которою зала была заново обставлена при Людовике XIV. Явно
современный паркет состоял из белых, большого размера деревянных плиток,
окаймленных дубом. Потолок, разделенный на несколько картушей, в центре
которых был резной маскарон работы Ван-Гуизия, оставили неприкосновенным, и
он сохранил темные тона голландского дуба. В четырех углах залы возвышались
колонки с подсвечниками, такими же, как на камине; середину залы занимал
круглый стол. Вдоль с ген были симметрично расставлены карточные столы. В те
годы, к которым относится наше повествование, на двух золоченых консолях с
досками белого мрамора стояло по стеклянному шару, наполненному водой, где
над песком и раковинами плавали красные, золотистые и серебристые рыбки.
Комната была блистательной и в то же время мрачной. Потолок неизбежно
поглощал лучи, не давая никакого отражения. Если со стороны сада лился
обильный свет, играя на резьбе черного дерева, то окна, выходившие во двор,
давали его так мало, что на противоположной стене лишь чуть-чуть сверкали
золотые жилки. Поэтому в зале, столь великолепной в ясный день, чаще всего
господствовали тусклые краски, блеклые, меланхолические тона, какие осеннее
солнце разбрасывает по макушкам леса. Излишне описывать здесь подробно дом
Клаасов, в других покоях которого будут происходить разные сцены нашего
повествования; пока достаточно общего знакомства.
В конце августа 1812 года, после воскресной вечерни, возле окна,
обращенного к саду, в глубоком кресле сидела женщина. Косые лучи солнца,
падавшие из сада, пронизывали весь дом, пересекали залу, умирали
причудливыми отблесками на деревянной резьбе, украшавшей стены со стороны
двора, и окружали женщину пурпурными бликами, которые отбрасывала камковая
занавеска на окне. Если бы даже посредственный художник написал так эту
женщину, он наверное создал бы поразительное произведение, изобразив ее
лицо, полное скорби и меланхолии. Положением тела и вытянутых ног
изобличалось подавленное состояние человека, который столь сосредоточенно
отдался одной упорной мысли, что даже утратил ощущение своего физического