"Оноре де Бальзак. Мэтр Корнелиус" - читать интересную книгу автора

расположенных по обеим сторонам вдоль двух малых нефов. Такая продажа
церковных мест практикуется и до сих пор. Какой-нибудь женщине
предоставлялась в церкви часовня, словно ложа в нынешнем Итальянском театре.
На съемщиках таких привилегированных мест лежала обязанность заботиться о
благолепии своей часовни. Для каждого было вопросом самолюбия пороскошней
украсить ее, а от этих тщеславных стараний церковь была не в накладе. В
часовне, у самой решетки, рядом с местом, которое освободил мещанин, молодая
дама преклонила колени на красную бархатную подушку с золотыми кистями.
Серебряный позолоченный светильник, висевший под сводом часовни перед
великолепно украшенным алтарем, бросал бледный свет на молитвенник, который
она держала. Книга затрепетала в ее руках, когда молодой человек приблизился
к решетке.
- Аминь!
После этого возгласа, произнесенного нежным, но срывающимся от волнения
голосом, к счастью заглушенным громкими звуками общего песнопения, она
быстро шепнула:
- Вы губите меня!
В этом восклицании прозвучала такая невинность, что перед нею должен
был отступить порядочный человек, оно проникало в самую душу, но незнакомец,
вероятно охваченный порывом страсти и не владея собою, остался на своем
месте и, слегка подняв голову, заглянул в глубину часовни.
- Спит! - ответил он настолько приглушенным голосом, что этот ответ
молодая женщина уловила, как эхо улавливает еле слышные звуки. Дама
побледнела, на мгновение отвела глаза от веленевой страницы и украдкой
посмотрела на старика, которого разглядывал юноша. Не содержалось ли уже в
этой безмолвной игре взглядов некое ужасное сообщничество? Посмотрев на
старика, она глубоко вздохнула, подняла свою прекрасную голову, украшенную
на лбу драгоценным камнем, и устремила глаза на картину, изображавшую святую
деву. Эго простое движение, эта поза и влажный взгляд говорили с
неосторожной наивностью обо всей ее жизни: будь женщина порочной, она бы
умела притворяться. Человек, причинявший столько страха обоим влюбленным,
был горбатым, почти совершенно лысым старикашкой, свирепым с виду; на его
груди, под широкой грязновато-белой бородой, подстриженной веером, сиял
крест св. Михаила; грубые, сильные руки, поросшие седыми волосами,
сложенные, должно быть, для молитвы, слегка разомкнулись во сне, которому
старик неосторожно предался. Правая рука вот-вот готова была упасть на меч,
стальная чашка которого в виде крупной раковины была украшена резьбою; он
так пристроил свое оружие, что рукоять находилась у него под рукой; если бы
рука, не дай бог, коснулась стали, старик безусловно тотчас же проснулся бы
и бросил взгляд на свою жену. Язвительная складка его губ, его властно
приподнятый острый подбородок свидетельствовали о злобном уме, о холодной и
жестокой предусмотрительности, позволявшей ему все угадывать, потому что он
умел все предполагать. Желтый лоб его был собран а складки, как у тех, кто
привык ничему не верить, все взвешивать, определять смысл и точное значение
человеческих поступков, подобно скрягам, бросающим червонцы на весы. У него
было крепкое костистое сложение, он казался раздражительным и легко
впадающим в гнев - короче говоря, точь-в-точь людоед из сказки! Итак, стоило
этому страшному вельможе проснуться, молодую даму ждала бы неизбежная
опасность. Ревнивый супруг уж распознал бы разницу между старым мещанином,
который не вызывал у него никакого подозрения, и только что появившимся