"Оноре де Бальзак. Эликсир долголетия " - читать интересную книгу автора

- Здесь ее не очень много, - ответил юноша.
Хотя Бартоломео уже не мог говорить, он сохранил способность слышать и
видеть; в ответ на слова сына голова старика с ужасной быстротой повернулась
к Дои Хуану, и шея застыла в этом повороте, как у мраморной статуи, которая,
по мысли скульптора, обречена смотреть в сторону; широко открытые глаза
приобрели жуткую неподвижность. Он умер, умер, потеряв свою единственную,
последнюю иллюзию. Ища убежище в сердце сына, он обрел могилу глубже той,
которую выкапывают для покойников. И вот ужас разметал его волосы, а глаза,
казалось, говорили. То был отец, в ярости взывавший из гробницы, чтобы
потребовать у бога отмщения!
- Эге! Да он кончился! - воскликнул Дон Хуан.
Спеша поднести к свету лампы таинственный хрустальный сосуд, подобно
пьянице, который смотрит на свет бутылку в конце трапезы, он и не заметил,
как потускнели глаза отца. Раскрыв пасть, пес поглядывал то на мертвого
хозяина, то на эликсир, и точно так же сын смотрел поочередно на отца и на
флакон. От лампы лился мерцающий свет. Все вокруг молчало, виола умолкла.
Бельвидеро вздрогнул, ему показалось, что отец шевельнулся. Испуганный
застывшим выражением глаз-обвинителей, он закрыл отцу веки; так закрывают
ставни, если они стучат на ветру в осеннюю ночь. Дон Хуан стоял прямо,
неподвижно, погруженный в целый мир мыслей. Резкий звук, подобный скрипу
ржавой пружины, внезапно нарушил тишину. Захваченный врасплох, Дон Хуан едва
не выронил флакон. Вдруг его с ног до головы обдало потом, который был
холоднее, чем сталь кинжала. Раскрашенный деревянный петух поднялся над
часами и трижды пропел. То был искусный механизм, будивший ученых, когда
полагалось им садиться за занятия. Уже порозовели стекла от зари.
Десять часов провел Дон Хуан в размышлениях. Старинные часы вернее, чем
он, исполняли свой долг по отношению к Бартоломео. Их механизм состоял из
деревяшек, блоков, веревок и колесиков, а в Дон Хуане был механизм,
именуемый "человеческое сердце". Чтобы не рисковать потерею таинственной
жидкости, скептик Дон Хуан вновь спрятал ее в ящик готического столика. В
эту торжественную минуту до него донесся из галереи глухой шум, неявственные
голоса, подавленный смех, легкие шаги, шуршанье шелка - словом, слышно было,
что приближается веселая компания. Дверь открылась, вошли князь, друзья Дон
Хуана, семь блудниц и певицы, образуя беспорядочную группу, как танцоры на
балу, врасплох захваченные утренними лучами, когда солнце борется с бледными
огоньками свечей. Они все явились, чтобы, как это полагается, выразить
наследнику свое соболезнование.
- Ого! Бедняжка Дон Хуан, должно быть, принимает эту смерть всерьез? -
сказал князь на ухо Брамбилле.
- Но ведь его отец был в самом деле очень добр, - ответила она.
Между тем от ночных дум на лице Дон Хуана появилось такое странное
выражение, что вся компания умолкла. Мужчины стояли неподвижно, а женщины,
хотя их губы иссохли от вина, а щеки, как мрамор, покрылись розовыми пятнами
от поцелуев, преклонили колена и принялись молиться. Дон Хуан невольно
содрогнулся при виде того, как роскошь, радость, улыбки, песни, юность,
красота, власть - все, олицетворяющее жизнь, пало ниц перед смертью. Но в
восхитительной Италии беспутство и религия сочетались друг с другом так
легко, что религия становилась беспутством и беспутство - религией! Князь
сочувственно пожал руку Дон Хуану; потом на всех лицах мелькнула одна и та
же полупечальная, полуравнодушная гримаса, и фантасмагорическое видение