"Оноре Де Бальзак. Онорина" - читать интересную книгу автора

генуэзских маркизов, консула и его жену. Тогда мадемуазель де Туш принесла
в жертву один из тех дней полной свободы, какие далеко не часто выпадают в
Париже на долю людей, пользующихся вниманием света Теперь, после того, как
мы обрисовали собравшееся общество, легко будет понять, что там был изгнан
всякий этикет и туда не были допущены многие дамы, притом
высокопоставленные, жаждавшие узнать, не вредит ли мужественный талант
Камилла Мопена обаянию и женственности мадемуазель де Туш, другими
словами, нет ли у нее мужских замашек. С самого обеда до девяти часов
вечера, когда подали десерт, разговор не умолкал, переходя то на легкие
темы, то на серьезные, и беспрестанно оживлялся шутками Леона де Лора,
слывшего самым остроумным человеком в Париже, и замечаниями, полными
тонкого вкуса, неудивительными при таком составе приглашенных; о
литературе почти не было речи. Но в конце концов порхание с темы на тему
неизбежно должно было привести французский словесный турнир к литературе -
нельзя же не затронуть хотя бы слегка эту глубоко национальную тему Однако
прежде чем перейти к рассказу о том, куда повернулся разговор и почему
взял слово генеральный консул, следует вкратце сказать о его семье и о нем
самом.
Этот дипломат, человек лет тридцати четырех, уже шесть лет женатый,
был живым портретом лорда Байрона. Всем знакомы черты поэта, и это
избавляет нас от необходимости описывать наружность консула. Однако
следует отметить, что в мечтательном выражении его лица не было ничего
напускного. Лорд Байрон был поэтом, а у дипломата была поэтическая натура;
женщины умеют улавливать это различие, чем и объясняются, отнюдь их не
оправдывая, некоторые из их увлечений. Красота консула в сочетании с
благородным характером и уединенным образом жизни, полной трудов, пленила
одну богатую генуэзскую наследницу. Генуэзская наследница! - подобное
выражение может вызвать улыбку в Генуе, ибо там дочери лишены права
наследования, и поэтому богатые невесты там - редкость; но Онорина
Педротти, единственная дочь банкира, не имевшего наследников мужского
пола, являлась исключением. Как ни лестно внушить к себе такую страсть,
генеральный консул, по-видимому, вовсе не собирался жениться. Тем не менее
через два года, после настойчивых уговоров посланника во время пребывания
двора в Генуе, брак был заключен. Молодой человек дал согласие не только
ради трогательной любви Онорины Педротти, а скорее под влиянием какого-то
неизвестного события, одного из тех переворотов во внутренней жизни,
которые так быстро тонут в потоке житейской суеты, что несколько времени
спустя нам кажутся необъяснимыми самые простые поступки. Подобными
скрытыми причинами вызываются подчас и важнейшие исторические события. По
крайней мере к такому мнению пришло генуэзское общество, и дамы объясняли
себе необыкновенную сдержанность и меланхолию французского консула тайными
муками "несчастной любви". Заметим мимоходом, что женщины никогда не
жалуются, если им предпочитают другую: они охотно приносят себя в жертву
общеженским интересам. Онорина Педротти, которая, вероятно, возненавидела
бы консула, если бы он пренебрег ею без причины, не разлюбила suo sposo
"Своего нареченного (итал)", а может быть, полюбила еще сильнее, узнав,
что его сердце разбито. Женщины признают право первенства в сердечных
делах. Все спасено, если только не затронута честь женского пола. Человек
не может быть дипломатом безнаказанно: sposo был нем как могила и до такой
степени сдержан, что генуэзские негоцианты заподозрили тонкий расчет в