"Оноре Де Бальзак. Дело об опеке" - читать интересную книгу автора

- Дружок, - сказал следователь, оборачиваясь и беря Ораса за руку, -
вот тебе два адреса, тут совсем рядом - улица Сены и Арбалетная. Навести
двоих! На улице Сены угорела девушка, а на Арбалетной болен мужчина, его
надо бы положить к тебе в больницу. Я жду тебя к завтраку.
Бьяншон вернулся через час. Улица Фуар была безлюдна; начинало
светать; дядюшка уже поднимался наверх, последний бедняк, нищету которого
уврачевал судья, пошел домой, кошель Лавьена был пуст.
- Ну, как они? - спросил следователь доктора, который догнал его на
лестнице.
- Мужчина умер, - ответил Бьяншон, - девушка выкарабкается.
С тех пор как женская рука перестала наводить порядок в жилище
Попино, оно уподобилось своему хозяину. Небрежность человека, поглощенного
одной властной мыслью, наложила на все свой причудливый отпечаток. Все
покрылось застарелой пылью, вещи употреблялись не по назначению, как это
водится в хозяйстве холостяка. В вазах для цветов торчали бумаги, со
столов не убирались пустые пузырьки из-под чернил, повсюду забытые
тарелки, жестянки из-под зажигательной фосфорной смеси, которые,
по-видимому, служили подсвечниками, когда надо было что-нибудь отыскать;
сдвинутая с обычного места мебель, наваленные кучей вещи и расчищенные
углы говорили о начатой и незаконченной уборке. Кабинет судьи, особенно
пострадавший от этого вечного беспорядка, свидетельствовал о напряженной
работе, о самозабвении поглощенного ею человека, запутавшегося во все
нарастающих делах. Библиотека выглядела словно после какого-то разгрома,
повсюду валялись книги, вложенные одна в другую или упавшие на пол
корешком вверх; папки судебных дел стояли вдоль книжного шкафа,
загромождая пол. Паркет не натирался уже два года. На столах и повсюду
навалены были разные вещи, поднесенные бедняками в знак благодарности. На
камине, в вазочках синего стекла, красовались два стеклянных, разноцветных
внутри, шара, их пестрые краски придавали им вид любопытных чудес природы.
Букеты искусственных цветов, вышивки с инициалами Попино, окруженными
сердцами и бессмертниками, украшали стены. Тут были и никчемные
претенциозные ящики резной работы и пресс-папье, напоминавшие изделия
острожников. Эти шедевры терпения и символы благодарности, эти высохшие
букеты придавали кабинету и спальне судьи вид игрушечной лавки. Добряк
Попино своеобразно приспособил подарки для своих канцелярских нужд: он
совал туда заметки, старые перья и всякие бумажонки. Эти трогательные
доказательства великого человеколюбия запылились, поблекли. В залежи
ненужных вещиц выделялись прекрасно сделанные, но изъеденные молью чучела
птиц и чучело великолепного ангорского кота, некогда любимца г-жи Попино,
для которой и постарался какой-то бедняк-чучельник, придав своему
произведению подобие жизни, чтобы этим бессмертным сокровищем
отблагодарить следователя за небольшую милостыню. Местный живописец
вывесок, которого благодарность завела на непривычный путь, написал
портреты г-на и г-жи Попино. Повсюду, даже у самой кровати в спальне,
виднелись пестрые подушечки для булавок, вышитые крестиком пейзажи и
плетеные бумажные коврики, замысловатые узоры которых говорили о
кропотливой и бессмысленной работе. Занавески на окнах пожелтели от дыма,
драпировки совсем выцвели. Между камином и большим письменным столом, за
которым работал судья, кухарка поставила на круглом столике две чашки кофе
с молоком. Два кресла красного дерева с сиденьями из волосяной материи