"Оноре Де Бальзак. Дочь Евы" - читать интересную книгу автора

записки, отвечать на них, договариваться с клакерами, чтобы те встречали и
провожали ее аплодисментами, оплачивать по их счетам триумфы минувшего
месяца, покупать триумфы текущего. Надо думать, что во времена блаженного
Генеста, причисленного к лику святых, актера, который выполнял религиозные
обязанности и носил власяницу, театр не требовал такой бешеной
деятельности. Нередко Флорина бывала вынуждена сказаться больною, чтобы
самым добродетельным образом съездить за город и нарвать цветов. Но эти
обычные ее занятия еще ничто по сравнению с интригами, которые ей
приходится вести с муками уязвленного тщеславия, с предпочтениями
драматургов, отданными другой актрисе, с борьбою из-за ролей, с кознями
соперниц, с приставаниями партнеров, директоров, журналистов. На все это
надо бы иметь еще двадцать четыре часа в сутки. И мы еще ни слова не
сказали о театральном искусстве, об изображении страстей, о деталях
мимики, о требованиях сцены, где тысячи зрительных трубок открывают пятна
на всяком солнце, - о тех задачах, которым посвятили всю свою жизнь, все
мысли Тальма, Лекен, Барон, Конта, Клерон, Шанмеле. В преисподней кулис
самолюбие не знает пола: успех артиста - мужчины или женщины, безразлично
- восстанавливает против него всю труппу - и мужчин и женщин. Что до
денежной стороны, то как бы ни было высоко жалованье Флорины, оно не
покрывает расходов на театральный гардероб, который, не считая костюмов,
требует огромного количества длинных перчаток, обуви и включает в себя
вечерние и выходные платья. Треть актерской жизни уходит на
попрошайничанье, треть на работу, треть на самозащиту; все в ней требует
труда. И если в ней жадно вкушается счастье, то потому лишь, что это
редкое, долгожданное счастье словно похищено у нее или случайно найдено
среди отвратительных, навязанных удовольствий и посылаемых партеру улыбок.
Для Флорины влияние Рауля было как бы щитом: он спасал ее от многих
неприятностей, от многих забот, как некогда вельможи покровительствовали
своим любовницам, как ныне иной старичок, оберегая свою красавицу, спешит
умолить рецензента, напугавшего ее газетной заметкой. Флорина дорожила
Раулем больше, чем любовником, она дорожила им как опорой, заботилась о
нем, как об отце, обманывала, как мужа, но всем бы для него пожертвовала.
Рауль мог сделать все для удовлетворения ее актерского тщеславия, для ее
самолюбия, для ее сценической будущности. Без содействия большого писателя
нет большой актрисы: Шанмеле создана Расином, как мадемуазель Марс
Монвелем и Андрие. Флорина для Рауля не могла сделать ничего, но очень
хотела быть ему полезной и необходимой. Она рассчитывала на силу привычки
и всегда готова была ради его замыслов открыть свои гостиные для его
друзей, предложить им всю роскошь своего стола. Словом, она стремилась
быть для него тем, чем была маркиза Помпадур для Людовика XV. Актрисы
завидовали положению Флорины, как иные журналисты - положению Рауля.
Те, кому известна склонность человеческой души к противоположностям,
поймут теперь, почему после десяти лет этой безалаберной цыганской жизни,
полной подъемов и падений, празднеств и описей имущества, постных дней и
оргий, Рауля повлекло к целомудренной, чистой любви, к уютному, спокойному
дому великосветской женщины, а графине де Ванденес захотелось внести
волнения страсти в свое однообразное, слишком счастливое существование.
Этому закону жизни подчинены и все искусства, питающиеся только
контрастами. Созданное без этого средства произведение представляет собою
высшее достижение гения, как затворничество есть высший подвиг