"Оноре Де Бальзак. Дочь Евы" - читать интересную книгу автора

певицами - словом, со всем этим особым, таким приветливым, таким изящным в
своей беспечности женским мирком, цыганская жизнь которого губит тех, кто
дает вовлечь себя в неистовый хоровод его страстей, причуд и презрения к
будущему. Хотя в доме у Флорины кипела разгульная жизнь богемы, хозяйка
головы не теряла и была расчетлива, как никто из ее гостей. Там совершали
тайные сатурналии литература и искусства, вперемежку с политикой и
финансами; там полновластно царило желание; там сплин и фантазия были
священны, как в буржуазном доме - добродетель и честь; там бывали Блонде,
Фино, Этьен Лусто - ее седьмой любовник, считавшийся, однако, первым, -
фельетонист Фелисьен Верну, Кутюр, Бисиу, в прежнее время - Растиньяк,
критик Клод Виньон, банкир Нусинген, банкир дю Тийе, композитор Конти -
целый бесовский легион самых свирепых спекулянтов всякого рода, а также
друзья певиц, танцовщиц и актрис, приятельниц Флорины. Все эти люди
ненавидели или любили друг друга, смотря по обстоятельствам. Этот
доступный для всех дом, где принимали каждого, лишь бы он был знаменит,
представлял собою как бы вертеп талантов, каторгу умов: прежде чем
переступить его порог, надо было стать признанным, добиться удачи, иметь
за спиной десять лет нищеты, убить две или три страсти, приобрести
известность любым образом, книгами или жилетами, пьесой или красивым
экипажем; там замышлялись мерзкие проделки, обсуждались способы успеха,
осмеивались вспышки общественных волнений, накануне разожженных,
взвешивались шансы повышения и понижения биржевых курсов. Уходя оттуда,
всякий облачался снова в ливрею своих убеждений, но в доме Флорины он мог,
не компрометируя себя, критиковать собственную партию, признавать за
своими противниками достоинства и ловкость в игре, высказывать мысли, в
каких никто не сознается, - словом, говорить все, в качестве человека, на
все способного. Париж - единственное место в мире, где существуют такие
неразборчивые дома, куда в пристойном облачении вхожи любые вкусы, любые
пороки, любые взгляды. Неизвестно еще, останется ли Флорина второстепенной
актрисой. Жизнь ее, впрочем, - не праздная жизнь, и завидовать ей не
приходится. Многие обольщаются великолепным пьедесталом, на который
возводит женщину театр, и думают, что она живет в радостях вечного
карнавала. Во многих швейцарских, на многих мансардах бедные девушки,
вернувшись из театра, мечтают о жемчугах и алмазах, шитых золотом платьях
и роскошных ожерельях, видя себя в блистательных головных уборах,
воображают, как рукоплещет им толпа, как их задаривают, боготворят,
похищают; но никто из них не знает, что в действительности актриса
напоминает лошадь на манеже, что она не смеет пропускать репетиции под
страхом штрафа, должна читать пьесы, должна постоянно учить новые роли,
ибо в наше время в Париже ставится ежегодно от двухсот до трехсот пьес. Во
время спектакля Флорина два или три раза меняет костюмы и со сцены
зачастую уходит обессиленная, полумертвая. После спектакля ей еще
приходится при помощи косметики снимать с лица румяна и белила и
"распудриваться", если она играла роль какой-нибудь маркизы XVIII века.
Она едва успевает пообедать. Перед спектаклем ей нельзя ни затягиваться,
ни есть, ни говорить, да и ужинать нет у нее времени. Вернувшись домой
после спектакля, который нынче тянется бесконечно, она должна заняться
ночным туалетом и сделать всякие распоряжения. Ложится она часа в два
ночи, а вставать должна довольно рано, чтобы повторять роли, заказывать
костюмы, объяснять их фасон, примерять, потом завтракать, читать любовные