"Оноре Де Бальзак. Дочь Евы" - читать интересную книгу автора

всю залу, что глаза эти становились тогда самыми страшными, самыми
сладостными, самыми необычайными в мире. Румяна стерли пленительные
прозрачные тона с ее нежных щек, и ни краснеть, ни бледнеть она уже не
могла, зато ее тонкий носик с красиво вырезанными трепещущими ноздрями
словно был создан для выражения иронии, насмешливости мольеровских
служанок, а чувственный рот - для сарказма и для любви. Продолговатая
ямочка соединяла верхнюю губу с носом. Белый, несколько тяжелый подбородок
указывал на волю и страстность. Руки от пальчиков до плеч достойны были
королевы. Ступни зато были широкие и короткие - неизгладимый признак
низкого происхождения. Никому еще подобное наследство не причиняло столько
хлопот - Флорина испробовала все, кроме ампутации, чтобы изменить их
форму. Но ноги ее были упрямы, как бретонцы, ее родители; они не
поддавались никаким врачам, никакому лечению. Чтобы придать ноге крутой
подъем. Флорина носила длинноносые ботинки, изнутри выложенные ватой.
Роста она была среднего, предрасположена к полноте, но довольно стройна и
хорошо сложена. Что до ее душевного склада, то она в совершенстве владела
ужимками кокетства, знала, как поссориться, как приласкаться, усвоила все
приемы своего ремесла и придавала им особую, пряную прелесть, разыгрывая
девочку и сопровождая язвительные шутки наивным смехом. С виду
непрактичная, ветреная, она была очень сильна по части учетных вексельных
операций и всей коммерческой юриспруденции. Сколько невзгод изведала она,
прежде чем для нее взошла заря сомнительного успеха! Сколько любовных и
всяческих приключений пережила она, пока спустилась с чердака в бельэтаж!
Она знала жизнь - начиная от той, где довольствуются дешевым сыром, и до
той, где небрежно посасывают ломтики ананаса; от той, где стряпают и
кипятят белье перед пустым камином мансарды на глиняной печурке, и до той,
где задают пиры, мобилизуя полчища толстобрюхих поваров и нахальных
поварят. Она пользовалась кредитом, не убивая его. Ей было известно все
то, чего не знают "честные женщины", она говорила на всех жаргонах, была
богата житейским опытом, как рыночная торговка, и изысканно красива, как
знатная дама. Провести ее было трудно - она подозревала всех и во всем,
подобно шпиону, судебному следователю или старому дипломату, и это
позволяло ей обо всем догадываться. Она умела обращаться с поставщиками и
понимала их хитрости; знала цену вещам не хуже аукциониста. Когда она
покоилась у себя в глубоком кресле, свежая, вся в белом, как новобрачная,
и читала роль, то имела вид шестнадцатилетней девушки, наивной,
простодушной, пленяющей своей слабостью и невинностью. А стоило появиться
в дверях назойливому кредитору, она вскакивала, как врасплох застигнутая
серна, и разражалась бранью:
- Послушайте, любезный, ваша наглость - слишком высокий процент с тех
денег, что я вам должна. Вы мне надоели, пришлите ко мне судебных
приставов, - лучше уж видеть их, чем вашу глупую физиономию.
Флорина устраивала веселые обеды, концерты и вечера; гостей всегда
собиралось много; за карточными столами шла отчаянная игра. Все ее
приятельницы были красивы. Ни одна старая женщина у нее не появлялась:
ревность была Флорине незнакома и показалась бы ей самоумалением. Когда-то
она знавала Корали, Торпиль, водила дружбу с Туллией, Эфрази, Акилиною,
г-жой дю Валь-Нобль, Мариеттой, со всеми женщинами, которые проносятся
сквозь Париж, как паутинки бабьим летом на ветру, неизвестно откуда и
куда, сегодня королевы, завтра рабыни; с актрисами, своими соперницами, с