"Джеймс Грэм Боллард. Эндшпиль" - читать интересную книгу автора

недоеденным, нервно и беспомощно слонялся у окна веранды. Малейшее движение
Малека вызывало у него мучительную дрожь; если надзиратель покидал обычное
свое место в гостиной, чтобы поговорить с ординарцем, напряжение чуть ли не
парализовывало Константина, он беспомощно считал секунды до его возвращения.
Однажды, когда Малек за едой попросил передать ему соль, Константин
поперхнулся чуть не до смерти.
Черный юмор этого, едва не ставшего фатальным, инцидента напомнил
Константину, что прошла уже почти половина отмеренного им себе двухмесячного
срока. Однако неловкие попытки получить у ординарца карандаш, а потом, когда
это не удалось, ногтем подчеркнуть буквы на вырванной из какого-то романа
странице были в корне пресечены Малеком; Константин понял, что, если не
считать возможности схватиться с двумя полицейскими врукопашную, у него нет
никаких средств избежать своей, становящейся все более и более неизбежной,
судьбы. Последнее время Константин стал замечать, что движения Малека, да и
вся его деятельность в вилле как-то ускорились. Все так же подолгу сидел он
в своем кресле, наблюдая за Константином, но теперь это, прежде пассивное,
присутствие дополнялось жестами и наклонами головы, которые, казалось,
отражали возросшую умственную активность, словно Малек готовил себя к некоей
давно ожидаемой развязке. Даже тяжелая его лицевая мускулатура расслабилась,
стала глаже, острые подвижные глаза, подобные глазам опытного полицейского
следователя, ни на секунду не оставались в покое.
И несмотря на все свои усилия, Константин не мог собраться хоть для
каких-нибудь защитных действий. Он ясно видел, что отношения с Малеком
вступили в новую фазу, что в любой момент их внешне любезное и официальное
поведение может выродиться в уродливый приступ отвратительного насилия, но
все равно был парализован собственным ужасом. Дни проходили в мелькании
недоеденной пищи, недоигранных шахматных партий, их полное друг с другом
сходство отменяло сами понятия времени и движения. И всегда где-то
поблизости маячила пристально наблюдающая его фигура Малека.

Каждое утро, пробуждаясь после двух-трех часов сна и обнаруживая, что
все еще может обрести сознание, - открытие каждый раз чуть ли не болезненное
по остроте и приносимому им облегчению, - он сразу же ощущал присутствие
Малека, стоящего в соседней комнате, затем скромно ждущего в коридоре, пока
Константин побреется в ванной (также лишенной двери), следующего за ним по
пятам вниз, к завтраку. Осторожная, задумчивая поступь напоминала шаги
палача, спускающегося с помоста.
После завтрака Константин предлагал Малеку партию в шахматы, но уже
после нескольких первых ходов начинал играть дико, безрассудно, кидая фигуры
вперед, Малеку на растерзание. Иногда надзиратель с любопытством поднимал
глаза на Константина, словно сомневаясь, не потерял ли его подопечный
остатки разума, но затем продолжал все ту же точную, осторожную игру,
неизменно выигрывая или хотя бы сводя партию к ничьей. Константин смутно
осознавал, что, проигрывая Малеку в шахматы, он одновременно проигрывает ему
психологически, но теперь игра стала для него просто способом убить
бесконечно долгие дни.

Через шесть недель после первой их партии Константин - не столько из-за
умения, сколько из-за счастливой случайности - преуспел в довольно
экстравагантном пешечном гамбите, заставил Малека отказаться и от центра, и