"Джеймс Грэм Боллард. Эндшпиль" - читать интересную книгу автора

напряженного ожидания, а просто чтобы затемнить, затушевать самый факт его
ухода из жизни. Будь установлена наперед точная, вполне определенная дата, в
последнюю минуту вполне мог бы возникнуть порыв сочувствия, попытка добиться
пересмотра приговора, возможно - даже ценой перенесения части вины на
кого-либо другого. Бессознательное, а то и сознательное ощущение соучастия в
преступлениях осужденного могло спровоцировать мучительную переоценку, а
потом, после приведения приговора в исполнение, глубоко проникающее чувство
вины, чувство, на котором могут сыграть к своей выгоде оппортунисты и
интриганы.
Существующая система с успехом предупреждала все эти опасности и
нежелательные побочные эффекты; осужденного устраняли с места, занимаемого
им в иерархии, в тот момент, когда оппозиция ему была в апогее, затем
передавали следственным органам, а оттуда - в один из высших судов, чьи
заседания велись исключительно при закрытых дверях и чьи приговоры никогда
не обнародовались.
С точки зрения прежних своих коллег он исчезал в бесконечных коридорах
бюрократических чистилищ, его дело постоянно подлежало рассмотрению, но
никогда не закрывалось окончательно. А главное, сам факт его вины никогда не
устанавливался и не подтверждался. Как понимал Константин, его приговорили
на основании некой смехотворной мелочи, гнездившейся где-то на обочине
главного обвинения, простой процедурной уловки, подобной неуклюжему повороту
сюжета в рассказе и изобретенной с единственной целью - закончить следствие.
Хотя сам Константин прекрасно знал действительную природу своего
преступления, его так никогда и не уведомили формально, в чем его вина;
более того, суд прямо из кожи вон лез, чтобы избежать предъявления
каких-либо действительно серьезных обвинений.
Эта странная, полная иронии инверсия классической кафкианской
ситуации - вместо того чтобы признаваться в несуществующих преступлениях, он
был вынужден принимать участие в фарсе, утверждавшем его незамешанность в
прекрасно самому ему известных проступках, - сохранялась и теперь, на этой
вилле для приговоренных к высшей мере.
Психологическая подоплека ситуации была не столь очевидной, но
значительно более тревожной: палач, с дружелюбной, обманчивой улыбкой
подзывавший жертву к себе, уверяющий, что все прощено и забыто. Тут палач
играет не на обычном подсознательном ощущении тревоги и вины, но на
внутренней, врожденной убежденности, что самое страшное не может случиться,
на той одержимости идеей личного бессмертия, которая в действительности есть
не что иное, как присущая каждому человеку боязнь заглянуть в лицо
собственной смерти. Вот эта-то уверенность, что все будет хорошо, это
отсутствие каких-либо обвинений и создавали такой идеальный порядок в
очередях к газовым камерам.
В настоящий момент парадоксальную личину этого воистину дьявольского
умысла представлял собой Малек: мясистое, аморфное лицо вкупе с
безразличным, хотя и двусмысленным поведением делало из него олицетворение
всего государственного аппарата. Возможно, сардоническое его звание
"надзиратель" ближе к истине, чем могло показаться на первый взгляд, и его
задача - просто присутствовать в качестве наблюдателя, самое большее -
посредника на чем-то вроде средневекового суда Божьего, где Константин сам и
обвиняемый, и прокурор, и судья.
Но только в этом случае, продолжал размышлять он, изучая доску и все