"Вольдемар Балязин. Семнадцатый самозванец " - читать интересную книгу автора

Соломонида слушала сваху, а сама молча молила Богородицу, чтоб все так
и сталось, как просит о том вологодский купец.
Была она девушкой бедной - единственной дочерью у старого, давно
овдовевшего отца, добывавшего пропитание сбором целебных трав и лечением
настоями да наговорами. Лечил отец и окрестных мужиков, и посадских,
пользовал и скотину, с раннего детства приучив к этому и дочь свою
Соломониду. И хотя лечили они многих, но достатка в их доме не было. И
потому Соломонида сильно боялась, что торговый человек, увидев скудость их
нехитрого жития, не захочет брать за себя бесприданницу.
Однако все быстро и хорошо сладилось, и молодые, тут же перебравшись в
Вологду, зажили мирно да ласково на зависть многим, в чьих домах не было ни
любви, ни согласия. Да видать много горя может отпустить Господь человеку, а
вот счастье - почти каждому - отмеряет малой и строгой мерой... Года не
прошло, как от неведомой болезни в одну ночь сгорел ее Демьян, так же
внезапно оставив ее, как совсем недавно внезапно и повстречал.
И еще не успели его похоронить, как вдовые старухи, девки-перестарки,
христовы невесты-богомолки да странницы пустили по Вологде шепоток, что умер
Демьян не просто так, а от ведьминого сглазу и волхования. И не раз
приходилось ей слышать у себя за спиной тихое шипение, ползущее из беззубых
и синегубых старушечьих ртов: "Ведьма!"
И вспомнила Соломонида последнюю такую встречу - вчерашнюю,
предвечернюю. Шла она подоить Пеструшку. Шла, хромая, тяжело опираясь на
палку. И заметила: за редким тыном стояли две знакомые ей старухи-богомолки.
Увидев Соломониду, одна из старух всплеснула руками и наклонилась к уху
своей товарки. Вторая слабо охнула и мелко часто закрестилась. Затем обе они
с криком: "Нечистая! Нечистая! Богородице - дево, спаси и помилуй!" -
бросились так прытко, что не всякая молодайка угналась бы за ними.
Отбежав саженей двадцать, они обернулись и, остановившись, стали
плевать в ее сторону, крича высокими кликушечьими голосами: "Ведьма! Ведьма!
Нечистая! Сгинь! Сгинь!"
До слез обидными показались Соломониде слова старух, но еще обиднее
была их неуемная злоба.
Из-за злобы людской продала она оставшийся ей в наследство постоялый
двор и переехала сюда - в лесную избушку - подальше от недобрых слов и
взглядов.
Купила она корову Пеструшку, а осенью приблудился ко двору шалый
молодой пес Найден, и стали они жить вчетвером, не считая кота Терентия да
кур с петухом. Кормились они тем, что давали огород и лес. С трех лет
приспособила она к грибной и ягодной охоте Тимошу, а еще через год обучила
его и рыбной ловле. А как сравнялось сыну семь лет, то зажав в кулаке два
серебряных гривенника и посадив в корзину старую хохлатку, повела она Тимошу
в кладбищенскую церковь Димитрия Прилуцкого к дьячку - отцу Варавве -
человеку непьющему, тихому, известному любомудру и книгочею. И вот уже
второй год бегал сын ее в убогую избушку отца Вараввы. И, по словам учителя,
разумен был столь необыкновенно, что скоро и наставлять Тимошу пристойно
было бы другим людям - более грамотным и искушенным, ибо предстояло стать
Тимоше не менее, чем архиереем.
При мыслях об учителе на душе у Соломониды стало легко и радостно. Она
словно воочию увидела перед собою добрые, по-детски чистые глаза Вараввы,
услышала его высокий ласковый голос.