"Андрей Балабуха. Пограничник" - читать интересную книгу автора

было уйти вместе с ним на Тартесс, он сказал ей: "Нет", ибо он перевидал
много людей, пришедших на Границу без зова этого и ушедших назад, во
Внутренние миры, унося в себе самую болезненную из всех болей - боль
разочарования.
Внезапно Речистер понял, что не останется на Лиде. Маринка права:
вековой ошибкой было предъявлять к женщине те же требования, что к мужчине.
Но и от пограничника нельзя требовать того же, что от жителя Внутренних
миров.
Очевидно, общество развивается не только во времени, но и в
пространстве - от периферии к центру. И пограничники, наверное, не достигли
еще той ступени эволюции, на которой стоит общество Внутренних миров.
Возможно, отсюда все они выглядят реликтами, не нашедшими себе места в веках
Восхода и бежавшими на Границу, в сумерки Предрассветных веков. Но в одном
неправы Маринки: не потому они избегают уюта, что не чувствуют той цены,
которую человечество заплатило за право иметь его, а потому, что именно
пограничники собой оплачивают это право. И потому Внутренние миры - не его
миры, их ступень эволюции, пусть она даже высшая, - не его ступень...
Речистер снова ощутил в себе это, оно звало его, и он подчинился.
Маринка проснулась резко, толчком. Она потянулась к Речистеру, но рука
ее наткнулась на гладкий пластик постели.
- Клод! - позвала она.
Ответа не было.
- Клод!!
Она вскочила, бросилась в кабинет, потом в кухню. Речистера не было
нигде. Только на столе стоял забытый им стилограф. Маринка рванулась к
шкафу - так и есть... Она подошла к окну. Снегопад кончился, разъяснело; в
фиолетовой глубине мелко дрожали от холода звезды, а между ними лениво
катился по небу маленький диск Сертана. Его бледный свет растворялся в
мягком свечении разлапистых люминокедров, двумя широкими полосами растущих
по бокам улицы, и расплывчато отражался в матовом габбропласте. А посредине
улицы, медленно удаляясь, шагала фигура в черном костюме пограничника.
В первый день их знакомства они шли по этой же улице, только в другую
сторону - к дому. Клод рассказывал о чем-то, и Маринка внимательно слушала,
до тех пор пока взгляд ее случайно не упал на его ноги. То, что она увидела,
поразило ее. Она всегда любила ходить пешком, ходила много, легко, почти
никогда не уставая. Но ей не приходило в голову, что можно так ходить.
На мгновение ей показалось, что ноги его - самостоятельные и разумные
живые существа. Вот ступня его, упруго бросив тело вперед, занеслась для
шага; вот она уже опускается, осторожно, изучающе, как бы отыскивая
наилучшую точку опоры; вот - нашла; радостно, словно удивляясь тому, как
удобна для ходьбы улица, сразу же прочно вросла в габбропласт; какую-то долю
секунды спустя новый шаг опять пружинисто бросил его тело вперед... -
вперед... И вся эта кажущаяся такой непостижимой сложность в то же время
была абсолютно естественной и автоматичной. Каждый элемент движения был
точен и предельно экономен - ни одного эрга не расходовалось зря.
Когда-то - в Заутанском заповеднике - ей случилось идти по болоту:
каждый шаг нужно было продумывать, осторожно исследовать путь перед собой,
отыскивая точку, куда можно было бы ступить без риска по пояс провалиться в
чавкающую жижу. И хотя весь путь оказался не больше километра, выйдя наконец
на такую добрую, твердую землю, поросшую жесткой седой травой. Маринка в