"Мниихколаилай Бяклохуибновский (М.Якубовский, Н.Блохин). Троллейбус (Избранное)" - читать интересную книгу автора

времени. А главное, всё было нормально: речи, цифры, аплодисменты в нужных
местах... И если бы не влез этот лохматый - Хрустофоров раздражился ещё
больше - с глупыми вопросами о ремонтниках, запчастях, комнате отдыха и
прочем, вовсе не относящемся к повестке дня, то... То сейчас было бы не
так поздно! И ещё машина, а такси - как сквозь землю... Да что же это
троллейбуса так долго нет?
Отвлёкся, отвлёкся уважаемый Фёдор Петрович, закуривая свой неизменный
"Кент" и поглядывая на прыгающие цифирки новенькой "Сейко"! Иначе разве
его не поразил бы внешний вид неизвестно откуда подкатившего троллейбуса?
Но Хрустофоров увидел перед самым носом лишь приветливо открытую дверь,
ничем особым не примечательную. И тут же загробный голос из динамика
прохрипел: "Побыстрее, побыстрее подымаемся, граждане!", хотя на остановке
Фёдор Петрович был совершенно один. Он послушно забрался в салон и,
устроившись на продавленном сиденье, обозрел обстановку. Обстановка ему
чрезвычайно не понравилась. В салоне не горело ни одной лампы, но в свете
пролетавших мимо фонарей Хрустофоров успел заметить и ободранную краску, и
заделанные жестью двери, и облезлую табличку с чудом уцелевшими надписями
"Водитель имеет право..." и "Пассажир обязан...". Но что уж совсем не
понравилось Фёдору Петровичу, так это наличие в троллейбусе ещё одного,
совершенно пьяного пассажира, храпевшего на сиденье напротив. Более того,
он тут же с неудовольствием узнал в попутчике слесаря Пашу, всего лишь
вчера менявшего Хрустофорову чешский унитаз на финский. Ещё раз помянув
про себя недобрым словом выскочку-патлатого и закапризничавшую "Волгу",
Фёдор Петрович отвернулся к окну.
Новый микрорайон! Не приходилось Хрустофорову в столь поздний час колесить
по его широким улицам, обрамлённым бетонными близнецами-девятиэтажками. Да
и обзор из троллейбусного окна пошире, чем из приземистой
"двадцатьчетвёрки". Но смотреть, собственно говоря, было не на что. Не
подпрыгивают от мороза заиндевевшие граждане на остановках. Не исходят
паром длинные очереди в редкие магазины. Проехали недостроенную баню,
потом сданный в прошлом году, но ещё не работающий кинотеатр - привычная
картина. А вот и новый универмаг отражает уличные фонари зеркальными
витражами. Возле световой рекламы "У НАС, В ТОРГОВОЙ ФИРМЕ "УЮТ", ИМЕЕТСЯ
В ПРОДАЖЕ МНОГО ИГРУШЕК" троллейбус дёрнулся, что-то сверху загремело,
мелькнула тонкая длинная тень, зазвенело стекло.
"Штанга соскочила, - догадался Фёдор Петрович, - начнётся канитель..."
Дверь водительской кабины жалобно заскрипела, появилась тёмная фигура в
прорезиненных рукавицах. Под богатырским тулупом что-то глухо постукивало.
Фигура соскочила из передней двери в сугроб. Снова замелькала длинная
тень, витрина напротив отбрасывала белые вспышки искр. Слесарь Паша
пробормотал что-то неясное, грозное, качнулся и с трудом отомкнул
слипающиеся веки.
Не пейте, граждане, не пейте никогда! Не то померещится вам на дурную
голову такое...
Увидел Паша неожиданно перед собой большого начальника, щедрого, впрочем,
человека, Хрустофорова Фёдора Петровича, а за его спиной в заднем окне
угадывался кто-то чёрный, громадный. Держал он крепко в руках длинные
вожжи и нещадно нахлестывал ими по резвым бокам троллейбуса. Внезапно
яркая сине-белая вспышка озарила лицо загадочного человека, и бросился в
глаза Паше жёлтый блестящий лоб, чёрная дыра вместо носа и сатанинская