"Мниихколаилай Бяклохуибновский (М.Якубовский, Н.Блохин). Троллейбус (Избранное)" - читать интересную книгу автора

приходилось слушать. Но тут!
- Па-прашу мне не тыкать! - грянул он. - А вы... - Всё более разгораясь,
Фёдор Петрович пхнул тулуп в неожиданно мягкий бок и рванулся в сумрачную
кабину, стараясь добраться до нахального напарника. - Ты ещё ответишь за
своё...
Кабина была пуста.
- Ку-ку, - издевательски сказал сзади неизвестно чей голос.
Оторопевший, но не утративший боевого задора Хрустофоров обернулся.
- Толкаешься? - риторически вопросил обладатель тулупа. - Воздействуешь,
значит, личным примером на культуру водителя? Ну, так я тебе покажу, как
толкаются! И что такое общественный транспорт - тоже...
С этими словами водитель сунул в зияющий провал рта два жёлтых пальца и
издал протяжный, совершенно бескультурный свист. Звук этот был ужасен...
Троллейбус дёрнулся, будто его пришпорили, и сам собой покатился под
уклон. Со звоном посыпались на обледенелый тротуар обломки зазывной
рекламы, а то, что осталось, выглядело настолько непотребно, что Фёдор
Петрович испуганно прикрыл глаза рукой. Паша очнулся, звонким стадионным
голосом крикнул: "На мыло!" - после чего вновь уснул. Водитель меж тем
кинулся в кабину и врезал по тормозам так, что Хрустофоров влип в ржавую
стойку и обмер. С шипением раздвинулись двери, и в проём, пыхтя и
колыхаясь, полезла Толпа.
Ахнув, Хрустофоров метнулся было к спасительному сиденью, но не успел.
Толпа ворвалась в салон, как океанская волна в пробоину от пиратского
снаряда. Могучий поток тащил Фёдора Петровича, не давая ему вцепиться в
безнадёжно далёкие поручни. Хрустофорова мяли, давили, толкали локтями,
коленями и прочими жёсткими от мороза частями тела. Хрустофорова вертели
во все стороны, ушибали о невесть откуда взявшиеся выступы, пачкали
сметаной, наступали на ноги, ругали на все голоса за неповоротливость и
требовали передавать на талоны. Беспомощного и оглушённого, Фёдора
Петровича донесло до заднего окна и вдавило лицом в треснувшее стекло.
- Двери закрываются! - орал над головами разыгравшийся динамик. - Проезд с
билетом - четыре копейки, без билета - один рубль! - Затем он безо всякого
перехода запел: - Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым!
Троллейбус тронулся.
Задыхаясь, Фёдор Петрович сделал попытку высвободиться, которая, впрочем,
была мгновенно пресечена. Сзади слышался бодрый голос Паши, объяснявшего
кому-то, что сейчас только на вокзале и достанешь. Справа целовалась
парочка, прижатая друг к другу сверх всяких приличий. Слева возмущённо
требовали убрать чемодан. На вопрос: "Куда?" - последовал краткий, но
исчерпывающий ответ, после чего чемодан убрали, предварительно саданув им
Хрустофорова ниже спины. Фёдор Петрович тихо застонал и с тоской уставился
в окно.
Троллейбус плыл по тёмным улицам, объезжая глубокие, как метеоритные
кратеры, вмятины на асфальте.
- Эх, дороги! - проникновенно сказал динамик. Машина свернула мимо
синевато светящихся объятых телевизионным угаром окон высотной свечки в
узкий переулок и медленно поползла в гору.
Под ногами Фёдора Петровича малярийным жаром пылала троллейбусная печка.
Зажатый в своей пудовой дублёнке Хрустофоров, мокрый от пота, осоловелым
взглядом провожал уплывающий небоскрёб. Крыша бетонного урода сияла на