"Григорий Бакланов. Дурень" - читать интересную книгу автора

задарма никто себе не возьмет. Хозяйка строго-настрого предупредила, чтоб он
не вздумал ее включать: у нее мотор перегорел, не дай бог - замыкание. И
Семен сообразил: в нее-то под тряпки и стал прятать деньги. Без денег плохо,
а и с ними - морока.
Думал, думал, куда бы их запихнуть понадежней, под пол лазал, извозился
весь, пригреб, пригреб землей пакетик целлофановый, сверху половинкой
кирпича придавил, а снова полез туда, добавить заработанное, мыши объели. И
ведь не жрут они целлофан! Обгрызли. Вот тогда-то и догадался прятать деньги
в стиральную машину, сюда уж точно никто не полезет.
Забрала Нюрка его барахлишко с собой, принесла все выглаженное. И
впервые на кухне его холостяцкой запахло едой: Нюрка в большой кастрюле
сварила борщ. А какие борщи варила мать! Настоящие, украинские, ложка стоит
в нем. Да еще с чесноком, со сметаной. Он и в лагерях ничто так не
вспоминал, как эти борщи: вспомнит, вспомнит, да и заснет голодный. Откуда
Нюрке уметь, что она сама в жизни видела хорошего? Две тарелки съел от души,
а то все чаек да чаек, да в сухомятку чего-нибудь пожует наспех, утерся
полотенцем, и лицо, и шею:
- Насыпь еще.
Это мать так говорила бывало: "Борща насыпать?".
В тот вечер Нюрка домой не пошла: три километра идти, темно, да и
метель поднялась кстати. И постепенно начал он привыкать, уже и мысли сами
собой одолевать стали: все ж таки комната у нее есть, хоть в общей квартире
на три семьи, но - своя. А мысль, как вошь, заведется - не выведешь.
Но тут Нюрку прогнали с позором да с криками: хозяйка, к которой она
ходила полы мыть, застала ее со своим мужиком, с тем самым увечным, которого
год целый в коляске возили, пока на ноги встал. А вот поди ж ты...
В детстве Семен видел сны, даже летал во сне, это он помнит. А в
лагерях ночи короткие, только лег - "Па-дъем!". Но теперь от обиды, что ли,
ворочается с боку на бок, сам не поймет, снится ему или мнится? И светлей,
светлей занавеска на окне. Луна, что ли, взошла? Отвернулся к стене, натянул
одеяло на ухо. Но и по стене свет и тени бродят. Семен встал, отодвинул
занавеску. Что такое? Березы стоят розовые, снег розовый под ними, и с неба
сыпет снег красными хлопьями.
Похоже, горит что-то. В те бы окна глянуть, с той стороны горит, да дом
от него заперт. Семен - ноги в валенки, как молодой солдат по тревоге:
сначала сапоги натянет, потом сообразит, штаны забыл надеть. Когда выскочил,
там уже полыхало, на соседней даче. А по крыше террасы бегает голый человек.
- Прыгай! - кричит ему снизу Семен.
А тот либо не слышит, шифер уже начал стрелять, либо от страху в голове
помутилось. Принес Семен лестницу, подставил, и вот он весь, как есть, перед
ним: трусы на голом теле да летние сандалии на ногах.
- Там еще есть кто, в доме?
Трясет головой:
- Нет никого.
Семен повел его к себе, уже въезжала в улицу пожарная машина, светя
фарами. В тепле стало его трясти. Семен снял с веревки подсохшие фланелевые
портянки, размял в руках, а тот и наматывать их не умеет, дал свои резиновые
сапоги, дал кое-что из одежонки, а когда тот оделся и встал осанисто, Семен
перешел с ним на "вы":
- Вы уж сапоги привезите, а то весной работать будет не в чем.