"Григорий Яковлевич Бакланов. В месте светлом, в месте злачном, в месте покойном (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

разговаривала с ним, казалось ей, он понимает без слов, слышит ее. Улыбка
у него была такая обезоруживающая, лишний раз спросить - язык отнимался.
Но чувствовала: жалеет ее, и чем дальше, тем больше. И с тихой радостью в
душе, которой и сама порой не верила, с тревогой за него постоянной
ходила, как слепая. Спросить ее, что сегодня делалось на съемках, ясный
был день или опять, чертыхаясь, ждали солнца, - не помнила. А недавно
только этим и жила.
Любили они на закате под крики чаек и шум набегающих волн уйти далеко
по берегу, где уже никого знакомых не встретишь, и тепло ей было в его
десантном камуфляжном бушлате, наброшенном ей на плечи; руками,
выпростанными из длинных рукавов, сжимает его у горла, а полы едва до
колен не достают. И так стоят они, смотрят, как солнце раскаленное
опускается в воды моря, вот скрылось совсем, дальней волной заплеснуло
его, но долго еще в небе пылают золотистые облака. Видела же она, видела
не раз - и море, и небо, и как солнце садится, - а только сейчас открылась
ей вся эта непостижимая красота. И возвращаются, когда уже густо
повысыпали звезды над морем.
Спросит его:
- Замерз?
А он обнимет ее за плечи поверх бушлата:
- Вот об тебя согреюсь.
Хотелось спросить, как мать называла его, маленького, как со двора
звала домой? Не полным же именем: "Георгий". Ох, о многом расспросить
хотелось, но она еще не чувствовала за собой этого права, не решалась.
Страшная рана была у него в боку, она иногда прикрывала ладонью рубец
этот, стянувший кожу. Он вздохнет полной грудью, и под ладонью вздувалось
там, где у него ребро вынуто. И от боли за него, от страха, ноги
отнимаются.
- Ты же можешь не идти! Любая комиссия тебя отставит.
- Ну, и как ты это себе представляешь? Солдаты, мальчишки, не
обученные толком, - в бой, а их командир роты... У меня один был, все
переживал: диплом в техникуме защитить не успел. Он за всю жизнь хорошо
если раза три стрелял из автомата. Срочно схватили: потом защитишь!
Защитил...
- Но ты изранен весь! Кто тебе что скажет?
- А сам я себе что скажу?
В темноте она увидела холодный блеск его глаз. Она уже видела его
таким однажды. Специально для него выпросила у старухи Клавдии Петровны на
вечер маленький переносной телевизор: может, захочет новости посмотреть.
После простить себе не могла. Им уже и молчать вдвоем было хорошо. Но
временами брало сомнение: вдруг скучно ему с ней. И постаралась. Включили,
как все люди за ужином, последние известия. Показали  о т т у д а: в кузов
грузовика вдвигают носилки с человеком, лица не видно, кровь сгустками.
Выгоревшие дотла разбитые дома. У кучи битого кирпича и мусора собака рвет
зубами распластанное на земле тряпье. Камера пошла дальше. Ноги в высоких
солдатских ботинках. Упершись лапами, собака дергала остервенело,
вздрагивал ботинок, вздрагивал ее по-волчьи поджатый хвост.
- Выключи! - сказал он чужим голосом.