"Григорий Яковлевич Бакланов. Свой человек (Повесть)" - читать интересную книгу автора

в этот момент. И смутился, струсил, позорно отступил в глубь комнаты, не
крикнув, не сказав ничего. И пень обрушили в траншею, в чем он не
признался жене. А когда после первой же зимы трещина пошла по стене
гаража, вместе с женой изумлялся: с чего бы? Так хорошо, так добросовестно
работали... Впервые в тот раз ощутил он свою беззащитность, всю
непрочность своего положения, если - не дай бог! - что-то произойдет. И из
двух сил милей показалась та, что карала беспощадно, но и защищала
избранных, под ее покров устремился оробевшей душой.
А уже кончалась эпоха, но мертвый все еще держал души живых,
помыслить люди не смели, что время, в котором они живут, - прошлое,
задержавшееся искусственно, оно представлялось им и настоящим, и вечным,
другого будущего для себя не видели. И кто бы поверил, что вскоре
свершится немыслимое, разверзнется тайное: по организациям, на партийных
собраниях начнут оглашать списками имена недавно еще неприкосновенных лиц,
предадут гласности, как в закрытых заведениях развлекались власть имущие с
молодыми девицами и актрисами - зачем, к чему это, ну зачем? Ведь так
подрываются сами устои. И будет вынужден академик Елагин жалко
оправдываться перед коллегами (особенно любопытствовали старики),
заверять, что не грешен, мол, единственно сладкий крем от торта слизывал с
голого плеча красавицы актрисы, ровесницы его дочери, крем - да, а на
большее не посягал, ибо, во-первых, не способен, что жена может
засвидетельствовать... Тут он, конечно, грешил на себя. Эти опытные,
умелые девочки открыли ему, что он вполне еще способен. Впервые за свою в
неведении прожитую жизнь, целиком и безраздельно отданную академической
науке, узнал он многое и о многом пожалел. И на сына стал смотреть с
превосходством.
Когда Евгений Степанович Усватов покупал этот дом, став четвертым по
счету владельцем, Елагина уже не было в живых: обширный инфаркт избавил
его от любознательности коллег, от дальнейших разбирательств. Покупал
Евгений Степанович дом перед реформой, на старые деньги, и после не раз
приходил сын Елагина, вовсе уже облезлый, но манерами и солидностью -
профессор. Вбил себе в дурную свою голову, что, мол, что-то ему
недоплатили, что еще ему причитается, должны... Деньги, полученные за
дачу, попали у них под реформу, потратить вовремя толком не сумели, и вот
считал теперь этот сыночек, что должны ему каким-то образом компенсировать
это, устроить хотя бы на хорошее место его и сестру: "Вы человек нашего
круга..." Его отпихивали, а он вновь и вновь лез к привычной кормушке,
возле которой подрастал с детства, и вдруг почему-то перед ним она
захлопнулась, когда прежние знакомые сохраняют посты, да еще столько новых
людей кормится. По справедливости им тоже должны бы что-то выделить, дать,
а их оттирают...
В одно из очередных посещений Евгений Степанович, уже ненавидя этот
тупой взгляд, которым упирался в него младший Елагин, тем сильней
ненавидя, что действительно недоплатил, задарма взял дом, такой теперь
втридорога продать можно, подвел Елагина к крыльцу, откуда нанятые солдаты
строительного батальона выгребали какие-то сгнившие чурки.
- Вот, вот что я у вас купил! - кричал Евгений Степанович, крепкий
еще в ту пору, сорокалетний, а солдаты, голые по пояс, в рукавицах и с
ломами в руках, охотно смеялись над лысым очкариком. - На легкие деньги
закладывалось! А я не ворую. Глина под Москвой на полтора метра