"Григорий Яковлевич Бакланов. И тогда приходят мародеры (Роман) " - читать интересную книгу автора

в той дали, где затих перестук колес и гул тяжелого состава, и вдруг снова
прогрохотал близко, отброшенный эхом. И - тишина. Пуст откос. Только -
вершины сосен, небо в вышине, оно все глубже, глубже разверзается, синей,
и оттуда, из незримой темнеющей выси, он ясно до жути, так, что холодеет
голова, чувствует взгляд Юры.
Проснулся Лесов от боли в сердце, от страшного гула, несшегося на
него сверху. Мигнув тенью по белой стене, уходил к морю, снижаясь,
самолет, его было видно в открытую балконную дверь. Подавленный сном -
брат, как живой, стоял перед глазами, - он не сразу приходил в себя. У
матери, у отца есть хотя бы место на земле, где они похоронены, две их
могилы. А Юра только во сне является ему, говорит беззвучно.
Однажды в поезде, среди ночи слышал он разговор. Женщина жаловалась,
что сыночек убитый даже не снится ей, хотя бы во сне повидать, нет, не
приходит, может, обиделся на что? И старческий голос успокаивал: "Не
печалься, смерть его была легкая. Это кто муки мученические принял, кого
оплакать было некому, тот приходит, чтобы пожалели его".
Вот сколько уже десятилетий прошло, а все это перед глазами, как
искал он Юру среди страшного бедствия, бегал по путям. На станции -
платформы со станками, плачут, кричат люди. Кого-то берут, кого-то
выкидывают с вещами. И вдруг увидел: в товарном вагоне, битком набитом,
сидят они, свесив ноги наружу. Над их головами передают чемоданы, какие-то
узлы, а они сидят, отрешенные, одни со своей бедой.
"Юра!" - радуясь, подбежал он. Брат вздрогнул, сжал Лялькину руку.
Он, младший, гордый тем, что уже - в военной форме, упросил, взяли его,
сейчас их полк бросают на фронт (много позже узнал он, что ими затыкали
прорыв, и почти все полегли там под танками, чтобы станки эти могли успеть
вывезти, да и их не вывезли, разбомбили в пути), а старший брат уезжает с
Лялькой. Лязгнули буфера, дрогнул состав, стронулись колеса, отставая, он
некоторое время шел следом. Вдруг Юра спрыгнул, подбежал, обнял крепко,
поцеловал, уколов небритой щекой, и когда поезд на изгибе заслонило
другими составами, он, пораженный, ощутил, что щека его мокра. Вот все,
что осталось от брата.


Утром Маши не было на пляже, опоздала она и к завтраку.
- Знаешь, во сколько они меня привезли? В половине второго. Хотела со
зла разбудить тебя...
- И зря не разбудила.
- ...Наговорить гадостей и уйти, пусть, мол, ему будет хуже? А ты
спал?
- Разумеется.
- Нет, правда? - возмутилась она.
Ну, конечно, он должен был сидеть на балконе, ревновать, злиться,
пока, светя фарами, не подъедет машина. А утром с дурной головой садиться
работать. Но он сказал:
- Как ты думаешь, мог я уснуть, пока дитя домой не вернулось?
- А ты слышал, какой скандал учинила мне дежурная? Между прочим, я на
тебя обижена.
- Но не надолго?
- Вот ты не мелочный, а... Что, ты побоялся выпить рюмку водки за