"Григорий Бакланов. Мертвые сраму не имут (про войну)" - читать интересную книгу автора

- Филимонов, Филимонов! Заводи, так твою так!..
- Р-равняйсь!..
Трещал где-то плетень. Ржала лошадь. Испуганные, наскоро одетые жители
стояли у домов. Дети жались к матерям. Мимо них, бухая сапогами, отовсюду
бежали вооруженные бойцы.
В одной улице уже строились. Поднятые со сна и теперь сразу продрогшие
на морозе люди туже затягивали ремни, стукаясь друг о друга оружием, нервно
зевали. Ветер выдувал из шинелей остатки тепла.
За спинами строящихся бегал с жалкими глазами молодой боец в хлюпающих
сапогах.
- Ребята, портянки мои кто взял?.. Портянки за печку вешал...
И тут наткнулся на старшину. Старшина со всей верой в порядок строил
батарею. И вдруг увидел человека, который это построение нарушал.
- Опять ты, Родионов? - спросил он зловеще и тихо.
И Родионов, ни в чем ни разу не замеченный, покорно принял это "опять",
поскольку в такую минуту был без портянок.
Бухнул близкий винтовочный выстрел. Цепочка трассирующих пуль беззвучно
потянулась к звездам, в немую высь. После донесся треск автоматной очереди.
Несколько бойцов, остановившись на бегу, глянули вверх и побежали еще
быстрей.
Как всегда в таких случаях, оказалось, что не одних портянок Родионова
не хватает в дивизионе. Почти одновременно с Васичeм к Ушакову подбежал
командир второй батареи Кривошеин. Не отрывая пальцев от края ушанки,
вытягиваясь тем старательней, чем более виноватым себя чувствовал, начал
докладывать, что трактор, у которого разобрали мотор,- это его трактор, и
больше тракторов в батарее нет, и пушку тянуть нечем. К тому же у пушки
сломана стрела, а командир огневого взвода отравился консервами. Словом,
получалось, что сам он готов выступить хоть сейчас, но батарея его раньше
утра выступить не может.
Ушаков, маленький, в кавалерийской шинели до пят, которая должна была
делать его выше ростом, туго затянутый ремнями, в круглой кубанке,
коренастый, стоял на снегу рядом со своей короткой тенью, снизу вверх,
щурясь, смотрел на командира батареи. По опыту он давно знал несложную
истину: если все неполадки, нехватки собрать вместе, выяснится, что при
таком положении воевать нельзя. Однако воевали.
Со стороны Васич наблюдал за ними обоими.
- Видал артиллериста? - Ушаков недобро повеселел.- Дай ему платок слезы
утереть. Стоит в таком виде перед командиром дивизиона. Интеллигенция!..
- Между прочим,- сказал Васич,- ты тоже интеллигенция. По всем штатным
расписаниям. Тем более артиллерийский офицер.
- Брось, брось! - Ушаков погрозил ему шерстяным, в перчатке, коротким
пальцем.- Артиллерист, не отрекаюсь. А это ты брось! Ты мне давно эту статью
припаять хочешь.
Васич заметил благодарный взгляд Кривошеина. Тот, кажется, принял его
слова в защиту себе. И это было неприятно, как неприятен был ему сейчас сам
этот человек, в трудную минуту пришедший просить снисхождения.
Мимо пробежал тракторист третьей батареи разогревать трактор. В
поднятой руке его, на палке, обмотанной тряпьем, металось красное с черной
копотью пламя солярки, горящие капли падали в снег. И оружие и лица бойцов,
попадавшихся навстречу, тревожно освещались этим светом.