"Григорий Яковлевич Бакланов. Был месяц май (про войну)" - читать интересную книгу автора

с двухлетней сестренкой на руках повели расстреливать, когда он потом,
ночью, выполз из общей могилы и уполз в лес и там один, как зверь, травами
залечивал раны.
Этот в четырнадцать лет еще не изведал, почем фунт лиха, но он уже
хорошо знает, во что обходится и сколько следует получить за килограмм
полноценного свиного мяса. И вот со счетом в руках стоит передо мной,
уверенный в своем праве предъявлять нам счет.
Вечером мы ели свинину. Хозяева фермы, как всегда в этот час, ушли,
очень недовольные нами. В глаза они не смотрели, щеки хозяйки были воспалены
от высохших слез. Только сын, молодой управляющий, все еще хлопотал по
хозяйству.
За фермой, позади ухоженных полей, садилось в тесноте солнце, обламывая
лучи об остроконечные крыши. Яркий закатный свет дрожал в прозрачном
воздухе, а в комнате был уже сумрак.
Я услышал, как стукнула калитка. Потом - незнакомые, шаркающие шаги. В
окно мне косо видна была часть двора. Я подождал, и человек вошел в
пространство, видимое мне. Он был сильно истощен, волочил ногу, но по двору
шел так, что я почувствовал: когда-то уже он бывал здесь. Дойдя до ворот
свинарника, заглянул в его темную глубину. Он не видел, что из-за поленницы
дров за ним наблюдает сын хозяина. А тот выступил вперед, готовый грозно
окликнуть, но тут что-то изменилось в его лице: он узнал этого человека.
Шаги слышны были уже по крыльцу. Занавеска на окне отрезала туловище и
я видел только ноги в стоптанных туфлях, подымавшиеся по ступеням. Человеку
больно было наступать на правую ногу; едва наступив на нее, он перескакивал
на здоровую, а больную плашмя волочил за собой. Он не сразу, нашел ручку
двери, некоторое время я слышал его тяжелое дыхание с той стороны. Наконец
дверь открылась, он ступил через порог. Это был старик в серой, не имевшей
цвета и, видимо, не своей одежде: она висела на нем. Он оглядел комнату, и
опять мне показалось, что он уже бывал здесь когда-то.
- Здравствуйте! - сказал я из темноты простенка.
Он вздрогнул, быстро обернулся с каким-то странным выражением глаз. Но
это не был испуг. Разглядев, кто перед ним, он снял с головы круглую
лагерную шапку:
- Дзень добжий, пан товажищ!
И, не сразу находя русские слова, помогая себе жестом, обвел рукой
комнату:
- Той... пан Рашке есть дома? Нах хауз?
- Дома, дома. Сейчас его нет, - говорил я отчего-то громко, словно от
этого русский язык становился понятней ему, и тоже помогал себе жестами рук.
- Но вообще он здесь. Хиер.
- Хиер... - повторил человек и поблагодарил: - Дзенькую. Спасибо,
товажищ.
Я выдвинул ему тяжелый дубовый стул.
- Вы садитесь.
- Дзенькую бардзо. Мне тшеба пана Рашке зобачить.
Он сел, остро обозначились худые колени. Теперь видно было вблизи, что
это не старик, а очень замученный человек с провалившимися висками и серым
бескровным лицом.
- Он придет, - сказал я.
Макарушка внес сковородку. В ней - свинина, сочная, зажаренная куском,