"Дмитрий Бакин. Сын дерева (рассказ)" - читать интересную книгу автора

выкрикнутые слова, как плоская галька, срикошетившие от воды, но я уже знал,
что произошло и с кем, как будто я с этим родился. И глубоко внутри ощутил
мгновенную жгучую вспышку, ожог наглухо запертого зародыша движения как если
бы в дереве заговорил человек и оно рванулось. У меня перед глазами
мелькнула жилистая, сутулая фигура Ильи, голова, втянутая в плечи, широко
раздвинутые, мелькающие локти, рассекавшие высокие папоротники, словно косы,
я видел, как он прыгнул с обрывистого берега, вытянув вперед длинные руки, -
мне показалось, что в своем прыжке он перелетит середину реки - вода
вспенилась, закипела, точно в нее упало горящее бревно, которое, негасимо
пылая, устремилось к мятущимся ветвям одной из ив. К реке бросились
остальные, и меня сотряс новый непроизвольный рывок, явственно почудился
зубовный скрежет кренящегося гранитного монолита, в солнечном сплетении как
будто образовалась магменная воронка - она закручивала в себя все ткани,
волокна тела, соль слез разъедала глаза, перед которыми сначала медленно, а
затем враз стремительно завалились ивы и липы, спины напряженно ожидающих
людей у реки - я ее уже не видел, завалился горизонт и земля как его
основа. Я упал на бок вместе с креслом, но еще до того, как голова моя
ударилась о землю, я понял, что смог бы победить, разрушить свой паралич, но
случись это, и уже ничто не удержит семью от распада, уже не останется
никакой надежды увидеть нечто, указывающее мне - вот твое предназначение.

Я лежал на земле, левой щекой к надиру, как лежал только на кровати, а
до того в колыбели, и, не моргая, смотрел в сторону реки, чьи глубины
завладели Александрой, в сторону замерших спин, заново осмысливая ту
скрытую, угрожающую, а может быть, обыденную власть, которую имело все
неподвижное над подвижным во веки веков, ту власть, от которой я уже не мог
отказаться и потому еще, что пришел бы в мир подвижных людей никем и ничем
после стольких лет жизни, отвергнув общность тектонических пород и каменной
коры, общность внутренних мантий и базальтовых ветвей - всего того, что
стояло за мной, всего того, что я чувствовал своим телом, не мог отказаться
даже в том случае, если бы Александра добровольно избрала реку как уход из
семьи, но я думал, что она всего-навсего попробовала заигрывать с рекой, как
с мужчиной, - мне хотелось так думать. Потом я увидел, как спины подались
назад, обернулись лицами, увидел Илью и Александру, тяжело висевшую у него
на руках, точно мокрый флаг. Опустившись на одно колено, он положил ее на
траву, чуть отодвинувшись, опустился на второе, а над ней склонился Максим,
и вновь их заслонили голые спины, но я успел заметить, что Александра
повернула голову. Я смотрел на них и думал - каждому своя кошка - думал -
каждому своя власть. Когда они расступились, Александра уже сидела. Потом
она увидела меня, дернулась, стала слепо цепляться руками за тех, кто был
рядом, чтобы встать, подняться на ноги и идти. Посторонние начали
расходиться, а мать, взглянув в мою сторону, бросилась ко мне, ко мне же
вели под руки Александру. Мать причитала, пытаясь меня поднять, ей помогали
подоспевшие отец и Валентина, еще не пришедшие в себя, еще не способные
родить вопрос, которого я опасался, потому что они не должны были знать то,
от чего я отказался и на что согласился навек. Но вот рядом со мной
опустилась Александра, она сжала ладонями мои щеки, она почти легла рядом,
чтобы не выглядеть завалившейся, как линия горизонта, и вглядываясь мне в
глаза, спросила - ты смог... сам?; я сказал - нет; она, вглядываясь,
настаивала - ты хотел за всеми к реке... да?; я сказан - хотел, но