"Дмитрий Бакин. Сын дерева (рассказ)" - читать интересную книгу автора

компании взрослых. Маленьких детей сюда обычно не приводили, потому что
место это печально славилось количеством утонувших: по словам одних, где-то
здесь бил ледяной ключ, и, когда его выброс увеличивался, от холода
случались судороги ног, люди захлебывались, их относило в сторону, где они
запутывались в ветвях ив, по словам других, людей засасывали водовороты и
уже по дну тащили полтора километра до того места, где берега были совсем
пологие и реку можно было перейти вброд.

Кресло со мной поставили в тени орешника, я сидел лицом к реке. Течение
реки настолько же успокаивает, насколько пугает течение времени, и красота
ее скрашивает умирание, превращает в сон, в темно-зеленую текущую полудрему.
Пока мои братья и Александра, которая, как всегда, тщетно пыталась не
замочить головы, плавали в темно-зеленой воде, отталкивая ладонями мелкую
ряску, мать и Валентина; считавшая воду в реке недостаточно теплой и чистой,
не спеша выкладывали на расстеленное желто-бордовое покрывало принесенную
снедь, а отец лежал на боку, опираясь головой на кулак, и задумчиво смотрел
на реку, вслушиваясь в монотонный, струящийся шелест течения, незаметно
скрадывающий любой другой звук, будь то всплеск, будь то веселый вскрик. Я
закрыл глаза, погрузившись в темноту слуха, и уже не видел, но слышал, как
пришли братья и Александра, как топтались, вытирая полотенцами голые тела,
пахнувшие мокрой травой, как негромко переговаривались, полагая, что я сплю,
и рассаживались по краям покрывала, окружая разложенную еду. Я слышал, как
наливается вино в жестяные кружки, недолгий гул теплого ветра, попавшего в
ухо, разговор о костре, обложенном камнями, о забытом вкусе вальдшнепов,
вкусе, который они связывали с октябрем, дрожащий фантом звука от
целлулоидных крыльев крупной стрекозы.

Я услышал звонкое чертыхание Александры и хотел уже открыть глаза, но
из разговора понял, что она обрызгалась, надкусывая сочный помидор, она
сказала, что идет купаться снова, слышал, как она уходит, как ее легкие шаги
растворяются в шорохе реки, как всплеск, порожденный ее телом, скрадывается
течением, и по силе всплеска я понял, что она уже не пытается сохранить
голову сухой. Мать вполголоса уговаривала Валентину раздеться, но та в
который раз отказывалась наотрез, панически боясь солнечных ожогов,
шелушащейся кожи, которая была настолько белой, что нигде, кроме как в
девственном снегу, не могла выглядеть уместно, она сказала - я просто
стесняюсь. Потом они заговорили обо мне, сомневаясь, стоит ли меня будить,
чтобы накормить, отец говорил, что пришла пора мне поесть, хотя бы
истолченных фруктов, но Илья сказал, что скоро вернется Александра, и
сказал, что она не любит, когда кто-то кормит меня без нее, и даже
подумывает прибегать из школы, чтобы освободить мать от обеденного
кормления, а мать надтреснуто засмеялась и сказала - ну уж нет - и сказала -
вот глупости-то навыдумывают.

И вот тогда откуда-то сверху, раскалывая дрему, раздался громкий,
испуганный, предостерегающий оклик, - потом уже я сообразил, что кричали
подростки с вербы, - затем пронзительный крик и еще раз крик, ибо от
нырнувшей ожидают выныривания. Я открыл глаза, и не успел еще хищный
мир налиться красками, посветлеть пыльно-черный солнечный свет после
Глубокой моей глазной темноты, не успело сознание вспомнить, что означали