"Дмитрий Бакин. Стражник тьмы" - читать интересную книгу автора

бесспорном профессиональном мастерстве, которое теперь ему придется до-
казывать заново.
Титанических трудов стоило Алле Сергеевне вразумить, уговорить сына
дать согласие на прописку у нее в квартире, - она убеждала, что это аб-
солютно ни к чему его не обязывает и никогда не будет ставиться ему в
вину. И только сделав основательный упор на возможные неприятности на
работе, она получила его неохотное согласие. В течение месяца, чуть ли
не каждый день она вешала на руку потрепанную авоську, где документы ле-
жали вперемешку с дешевыми шоколадками для подарков многочисленным чи-
новникам и секретаршам, и на гудящих ногах начинала обход жилищных уч-
реждений. Униженно улыбаясь и кланяясь, прижимая к груди пенсионное
удостоверение и удостоверение инвалида второй группы, пожелтевшие грамо-
ты с бывшей работы и фотографии у переходящих красных знамен, она за ме-
сяц добилась того, чего многие не в состоянии добиться за полгода.
Покончив с этим изматывающим, но необходимым делом, вернувшись домой
уже под вечер, не сознавая до конца, что все позади, она в полном одино-
честве выпила рюмку старого выдохшегося шампанского, которое сын принес
ей утром того далекого памятного дня, когда ей исполнилось шестьдесят
семь лет.
Четырехэтажный дом был полностью заброшен и являлся именно тем вре-
менным убежищем, которое требовалось Кожухину ночью, потому что ночевать
в подвалах или на чердаках жилых домов, пропитанных сыростью, он более
не мог, что объяснялось жестокими приступами радикулита, которые, впро-
чем, он готов был терпеть для достижения цели. Мысленно он твердил себе
- нет такой болезни, которую нельзя было бы вылечить, имея большие
деньги, - твердил - если, конечно, богу не угодно будет послать мне рак,
- и твердил - но это было бы самым несправедливым, самым вопиющим его
деянием со времен сотворения мира, и на это он не пойдет.
Между одиннадцатью и двенадцатью часами ночи, пробираясь через строи-
тельные леса, обходя большие кучи мусора, цепляясь ногами за обрывки
проволоки, он смотрел на вспыхивающие в свете луны осколки стекол, на
черные окна дома, в котором он отходил ко сну, вычеркивая еще один день
бедности. Цементная крошка хрустела у него под ногами, когда он, проб-
равшись внутрь дома через один из оконных проемов, уверенно двигался в
кромешной темноте по направлению к комнате, в углу которой он оборудовал
себе временное пристанище, где стояла довольно крепкая еще кровать, ка-
кие ставят в казармах для солдат; на кровати лежал рваный матрац, два
одеяла и подушка без наволочки, пахнувшая старой половой тряпкой. Здесь
же стояли потрескавшаяся белая тумбочка, несколько стульев, которые он
собственноручно надежно скрепил гвоздями, и некое подобие тяжелого ста-
ринного шкафа. Стены в этом углу он обтянул брезентом, предварительно
проложив толстым слоем ветоши, дабы не чувствовать костями исходивший от
них губительный холод. Сюда не проникал свет, но время от времени прони-
кал неверный звук. Он зажигал керосиновую лампу, ставил ее на тумбочку и
поочередно доставал из сумки банку шпрот или лосося, нарезанный черный
хлеб, который покупал в столовой, и бутылку водки. Неспеша откупоривал
водку, доставал из тумбочки граненый стакан и размеренным точным движе-
нием правой руки наливал ровно полстакана. Выпив, он закуривал и, глядя
на банку консервов и черный хлеб, на медленно плывущий сигаретный дым,
он негромко говорил - вот так-то, Ольга. Прежде чем открыть консервы, он