"Лилия Баимбетова. Планета-мечта " - читать интересную книгу автора

лапа взялась за тоненькую ручку ребенка; зеленая кровь пачкала нежную кожу,
но ни он, ни она не обратили на это внимания.
Темнело. Кровь торона светилась в темноте - на коже ребенка, на земле и
траве. Алый, на полнеба закат угасал, словно угли костра, изредка вспыхивая
огненными искрами. И уже в полной темноте торон поднялся, и рука в руке
пошли они с маленькой сестренкой по холодной и мокрой от вечерней росы
траве. Ветер все не успокаивался, он метался вокруг, и шелест травы сливался
в один странный и тоскливый звук ночи. А потом, подхватив ребенка под мышки,
торон взлетел.
Девочка пискнула и затихла. В прозрачной чистейшей тьме летели они, и
травы шелестели под ними, переливаясь на ветру, а вверху, в бесконечном
небе, зажигались бледные звезды. Сердечко девочки стучало как безумное;
ветер бил ей в лицо, отбрасывая волосы со лба. Ей хотелось закричать,
завизжать во весь голос, чтобы хоть как-то выразить свой восторг, но она не
смела. Свернувшись, словно котенок, в когтистых лапах торона, она летела над
бушующей степью, и глаза ее блестели в свете звезд.

7. Дневник-отчет К. Михайловой.
Алатороа, Рамены, день третий.
...Мы остановились в деревне под названием Рамены. Деревня довольно
большая, не меньше полутысячи дворов. Дома здесь большие, бревенчатые,
многие поверх сруба обшиты досками, заборы высокие, центральная улица
замощена булыжником, словно в городе. В округе лесов нет, но это уже лесная
зона. На горизонте виднеются уже горы Лоравэя (что бы там ни говорил Михаил
Александрович, но такое произношение мне нравиться больше, чем более
правильное, по его мнению, Лоравэй). Узкая такая, синеватая полоса;
по-моему, там растут леса, но я не уверена, этих гор я никогда не видела,
только вот так, издалека. Занимаются в деревне только земледелием и
скотоводством, вокруг - сплошные поля, засеянные какими-то злаками; ровная
темно-зеленая зелень. В деревне есть Дом Сказаний, и Стэнли и Михаил
Александрович в восторге....
Мы поселились в нескольких домах на одной улице. Дома здесь большие, в
доме, где поселили меня, Стэнли, Михаила Александровича и Эмму Яновну (они с
Михаилом Александровичем давние друзья и разлучаться не желают, чуть ли не
под ручку всюду ходят), семь комнат, сени, кухня и еще на чердаке кто-то
живет. Здесь живут так называемыми большими семьями, несколько поколений
вместе. Внутри дом темный, неуютный, хоть и висят всюду расшитые полотенца,
на чисто выскобленном дощатом полу лежат косо брошенные пестрые половики. В
горнице стоит большой и длинный стол, две некрашеные скамьи, табуреты,
большая печь в изразцах и два огромных, потрясающих воображение своими
размерами, старых темных сундука, покрытых темной непонятной резьбой.
Подворье громадное, сплошь сараи, коровники, амбары, черт знает что еще.
Временами мне здесь грустно и скучно; крестьянский быт вовсе не то, что
может принести мне вдохновение. Иногда мне это кажется совсем странным -
жить так, как живут эти люди. На одном месте. В большой семье. Со своим
хозяйством. Конечно, умом я понимаю, что большинство людей живут такой,
более или менее сходной с этой, жизнью, но... сама я не живу так и никогда
не жила. И всякий раз, близко соприкасаясь с такой жизнью, я испытываю почти
недоумение. В общем, мне здесь не нравиться.
Старший в этой семье высокий и крепкий старик, почти совсем лысый,