"Лилия Баимбетова. Планета-мечта " - читать интересную книгу автора

поразительная женщина. По грязной деревенской улице, в обычной походной
одежде, она умудряется идти с таким видом, словно по роскошной зале в
бальном платье, в жемчугах; и главное - все окружающие тоже почти видят эту
залу, платье, расшитое золоченым кружевом, жемчуга, обвивающие ее шею.
Так-то. Этому не научиться нигде, с таким талантом нужно родиться.
Дом Сказаний стоял на соседней улице. Это был большой бревенчатый дом
за высоким зеленым забором, с крышей, выкрашенной охряной краской. Михаил
Александрович отворил невысокую калитку в воротах и прошел во двор. Мы вошли
за ним. Хранитель Дома Сказаний стоял в дверях, боком к нам, уперев локоть в
дверной косяк. Это был невысокий седенький человек в темной куртке с
неподходящими по цвету заплатами на локтях. Услышав шум, он оглянулся на нас
и сбежал с крыльца. У него было худое, темное, сильно морщинистое лицо,
светло-светло-голубые, словно выцветшие глаза и широкий рот, придававший
внешности этого человека что-то странное. Поговорив с Михаилом
Александровичем, хранитель пригласил нас внутрь.
В Доме Сказаний сейчас днем было темно и пусто. Эмма Яновна, Стэнли и
Михаил Александрович остановились с хранителем возле небольшой двери,
отделявшей общественное помещение Дома от комнат, где и жил хранитель. Дверь
было приоткрыта, и оттуда сочился слабый свет.
Я ходила по темному помещению, разглядывала бревенчатые стены,
сооруженную из досок сцену и длинные, из половых досок сколоченные скамьи
для зрителей. Обстановка была грубая, словно бы временная, однако ж стена за
сценой обшита была деревянными панелями с потемневшей, старой, но все же
изумительной по красоте резьбой. Нагулявшись по этому не слишком
привлекательному помещению, я подошла ближе к говорившим.
- И что у вас в репертуаре? - спрашивал Стэнли.
- Есть прекрасные варианты "Песни о странствии", - начал было хранитель
с оживившимся выражением худого морщинистого лица, - сейчас у нас есть один
молодой человек с прекрасным голосом.... Ну, да ладно, - неожиданно оборвал
он сам себя, видно, вспомнив о судьбе воронов, - Есть еще новые сказания, -
продолжал он уж без того оживления, - мой помощник привез их с южного
материка в том году. Очень своеобразные. И по содержанию, и по поэтике....
- Простите, где вы учились? - влез вдруг Михаил Александрович, видимо,
чувствуя себя забытым в этом разговоре и для того задавая ненужный и
неуместный вопрос, чтобы показать только, что и он участвует в обсуждении.
Каверину явно скучно было это обсуждение, но и просто молча стоять рядом ему
показалось неуместно.
- У Ловата, - коротко бросил хранитель и продолжал говорить о
сказаниях, - На юге весьма оригинальные сюжеты, да и жизнь там совсем иная.
Вам, я думаю, интересно было бы послушать. Или вот, например, сказание о
проклятой семье. Вы еще не слышали? Это написал один из студентов
Альверденского искусственного (он имел в виду Альверденский университет
искусств). Говорят, это история его семьи. Есть уже и прозаический, и
поэтический варианты. Очень талантливо, талантливая нынче пошла
молодежь... - он снова осекся. Всюду были запретные темы, о чем ни заговори.
Прикусив губу, я подумала вдруг, что, пожалуй, этот человек должен
ненавидеть нас. Не зря так он прерывает свою речь, словно не дает прорваться
настроению. Как же все нас должны ненавидеть здесь! Не крестьяне, не
горожане, нет, не те - обыватели, но те, кого в иных местах зовут
интеллигенцией, элита, объединенная магическими искусствами. И этот человек