"Р.Бахтамов. Две тысячи золотых пиастров (сборник "Эти удивительные звезды")" - читать интересную книгу автора

получилось. Двадцатый год - голод, холод, война. Какие, к черту, шарики...
Покупатель смотрл серьезно.
Сговорились легко. Стопка бумажек перешла в ладонь поменьше. Тонкую
нитку перемотали с пальца на палец.
Мальчишка, не прощаясь, юркнул в толпу, где все еще стояла
гранитно-неподвижная баба.
Взрослый пошел прочь. Подальше от роскошных пирожков с требухой.
Усилием воли заставил себя не обернуться.
Улицы были пустынны. Затянутые тонкой корочкой хрустящего льда,
размытого весенними лужами, серые от грязного, водянистого снега, они
уходили прямо в небо. Туда, где толкались низкие, похожие на чудовищ
облака, - искали путь к морю.
Выждав момент, в просвет между облаками юркнуло солнце. В нем не было
ни буйства, ни настоящей дерзости. Робкое, оно косыми лучами тыкалось в
снег, и, рыхлый, набухший, он нехотя таял: то ли от тепла, то ли от
старости. Какникак шел март.
Но то, что лезло из-под снега, было еще грязнее, еще безотраднее.
Много лезло всякой дряни: истлевших тряпок, лошадиных костей, какого-то
непонятного унылого хлама. Только остатков съестного не было - даже
картофельной шелухи. Витрины магазинов зияли рваными краями разбитых
стекол. Фанера и тряпки сменили стекла в квартирах. Кому нужен свет без
тепла?..
Не слишком часто, но настойчиво в витринах повторялись плакаты.
Красноармеец в буденовке, с винтовкой, примкнут штык: "Долой интервентов!"
Рабочий и крестьянка с худыми от голода лицами: "Да здравствует власть
Советов!".
К открытым магазинам - в этом городе магазинов они попадались теперь
реже, чем плакаты - извилистыми линиями тянулись очереди. Они были страшны
не длиной, а глухим, .неживым молчанием.
Шарик привлекал внимание.
- Что это, господи! Совсем с ума посходили, - прошептала старуха и
мелко-мелко перекрестилась.
- Чертовщина какая-то! - выругался блондин в пенсне.
Прошел отряд рабочих с винтовками. Командир - великан в кожанке, на
боку маузер - покачал головой: "Не в ceбе человек". Командир курил на ходу.
Дыма не было видно, запах на таком расстоянии не ощущался. Но от одного
вида козьей ножки пересохли губы. Дым серый, сизый, сиреневый - плыл перед
глазами.
Он прислонился к стене. Ни есть, ни идти, ни думать - ничего не
хотелось. Только курить.
- Курить, - сказал он вслух.
- Курить? Пожалуйста, - щелкнул портсигар.
Он не открыл глаз. Галлюцинация.
Голос повторил: - Пожалуйста.
Круглые добродушные щеки, большой - картофелиной нос.
Из распахнутых створок портсигара лезли в глазя невиданно толстые
папиросы. Он протянул руку. Небрежным движением человек отвел портсигар.
Рука повисла.
- Хотите товарообман: папиросу на шарик, - услышал он булькающий
голос. - По нынешним временам сделка выгодная. Особо для того, кто воевал