"Павел Багряк. "Фирма приключений"" - читать интересную книгу автора

ему "по рангу", тоже в большинстве случаев происходили неожиданно, хотя и
вполне закономерно, приблизительно так, как мы ждем зимой снег и все же он
сваливается каждый раз словно снег на голову - простите за тавтологию. В
послужном списке Гарда нераскрытых преступлений почти не имелось. Далеко
не все сыщики были так удачливы, как он. Впрочем, что значит "удачливы"?
Успех комиссара вырастал в значительной степени из его огромного опыта, не
говоря уже о его умении, как выражались в полиции, "шевелить ушами", то
есть анализировать, взвешивать, тонко наблюдать и учитывать, казалось бы,
ничего не значащие детали. Все это тоже пришло не сразу. Когда кто-нибудь
называл умение Гарда "даром Божьим", он лишь молчаливо усмехался, лучше
других зная, сколько шишек и бессонных ночей скрываются за такими
"дарами", сколько лет напряженного труда, и потому "озарения свыше", так
поражавшие коллег Гарда, им самим воспринимались как результат сложной,
кропотливой и изнурительной работы ума и мышц. Да, именно мышц, поскольку
руками и ногами тоже приходилось "двигать"; им, как и всему телу
настоящего сыщика, отводилось не последнее место в розыске и вскрытии
тайных пружин, лежащих в основе большинства преступлений.
Вот и теперь, отдав необходимые распоряжения. Гард бросил взгляд на
часы и понял, что, хотя до конца дежурства и остались какие-то девяносто
минут, ему все же не усидеть в мягком кресле на двадцать седьмом этаже
управления. Интуиция, которая, вероятно, и есть родная сестра опыта,
подсказала, что будет работа не только для ума - для тела тоже. Нажав
соответствующую кнопку пульта. Гард коротко произнес:
- Машину к главному подъезду. Пусть ждет!
Увы, ночную кашу все же придется расхлебывать ему, а не сменщику
Робертсону, которого звали в управлении "большим специалистом по мелким
делам", и, действительно, на пульте вновь зажглась красная лампочка
"двенадцатого".
- Что там у вас? - сказал Гард. - Я слушаю, Мартенс.
- Докладывает Таратура, господин комиссар! - почему-то излишне бодрым
голосом произнес не сержант, а инспектор Таратура. - Дело плохо! Труп!
- Я так и понял по вашему радостному голосу, инспектор. Давайте
подробности.
- Восемь ножевых ран, комиссар, и все, кажется, смертельные, - переходя
на более деловой тон, произнес Таратура, однако не удержался и снова
прибавил эмоций: - Похоже, комиссар, у нас будет "закрытая комната"!
- Да ну?! - на сей раз не уберегся от восклицания Гард. - Так уж и
"закрытая"?!
Прервем повествование, чтобы ввести читателя в курс дела, тем более что
комиссар, услышав странную фразу Таратуры, стал ерзать в кресле,
усаживаясь прочнее и основательнее, как это делают зрители в театре перед
открытием занавеса и началом волнующего спектакля. Можно сказать еще и
так: на лице Гарда появилось нечто такое, что был бы способен изобразить
хирург, увидев, к примеру, что после вскрытия живота у больного на том
месте, где ожидался воспаленный аппендикс, ничего нету, а то, что там
должно было быть, находится в грудной клетке. Примерно такую же реакцию
вызвали у Гарда слова Таратуры о преступлении в "закрытой комнате".
Этим несложным понятием у криминалистов обозначалось преступление,
совершенное таким образом, что представить себе обстоятельства его никак
невозможно, хоть тресни, хоть разорвись на куски. Обычно подобных дел в