"Константин Сергеевич Бадигин. На затонувшем корабле " - читать интересную книгу автора

- Кстати, как в крепости обстоит дело с боеприпасами, дорогой
генерал? - переменил разговор Мюллер.
Сжав узкие надменные губы, Отто Ляш искоса взглянул на развалившегося в
кресле начальника.
- Несмотря на большие трудности, нам удалось наладить производство
снарядов и фаустпатронов, - пересилив себя, сказал Ляш.
- Вы и сейчас имеете эту возможность? - с живостью спросил
главнокомандующий. Желая прогнать сон, он налил себе остатки остывшего кофе
и с сожалением посмотрел на пустой кофейник.
- Гм... мы не останавливали производство, снарядов. Двадцатого февраля
мы отбросили противника. Шоссе и железная дорога на Пиллау...
- Я не прочь выпить еще кофе, генерал, - с раздражением перебил
Мюллер. - Ваша информация меня заинтересовала. Раньше я не вникал в эти
дела. - Стараясь проглотить зевок, главнокомандующий отвернулся и посмотрел
на часы. - Ого! Шестой час.
Вошел денщик.
- Как только мы очистили дорогу, в городе снова появились всякие
уполномоченные, - упрямо продолжал гнуть свое Ляш. - Неразбериха началась
снова. Пожалуйста, господин генерал. - Он взял из рук денщика сверкающий
кофейник и передал Мюллеру. - Партийные чины по приказанию Коха совали свой
нос во все дырки. Приказы гаулейтера и более мелких особ часто противоречили
моим приказам, - генерал Ляш поднял левую бровь. - Никто не знал: кому и кем
надлежало командовать... Что вам угодно, Кребсбах? - обернулся он к
дежурному офицеру, появившемуся на пороге.
Подтянутый капитан молча подал коменданту радиограмму.
- Что-нибудь случилось, дорогой генерал? - обеспокоенно спросил
главнокомандующий.
- В районе Шарлотенбурга противник начал боевые действия. Русским
удалось проникнуть за противотанковый вал. Силы сравнительно
незначительные. - Ляш хладнокровно отложил в сторону донесение. - Извините,
господин главнокомандующий, нас прервали. Так вот, гаулейтер Кох, несмотря
на мои возражения, стал командовать фольксштурмом через своих заместителей,
конечно, сам-то он по-прежнему сидел в Пиллау. "Я займу своими ополченцами
тыловые рубежи обороны и буду стрелять по вашим отступающим солдатам". Это
его слова! - генерал Ляш сжал губы.
Мюллер, не поднимая глаз, с наслаждением пил горячий кофе. Вдруг он
поставил чашку на стол и растерянно взглянул на коменданта.
- А вы не считаете, генерал, что ночная атака русских, как бы это
выразиться, проба перед штурмом?
- Нет, мне это не кажется... - думая о другом, ответил комендант. -
Впрочем, может быть и так.
Он не мог сразу переключиться. Кенигсбергская неразбериха легла тяжелым
бременем на беспокойную генеральскую душу. Он должен был кому-то высказать
все.
И, несмотря на неудовольствие главнокомандующего, генерал Ляш
продолжал:
- Гаулейтер вытворял все, что хотел. На неотложные требования военных
властей не обращалось внимания, а совершенно ненужные работы по его приказу
выполнялись немедленно. Мне кажется, болезненно раздутое самолюбие этого
человека подлежит лечению у психиатра.