"Константин Сергеевич Бадигин. На затонувшем корабле " - читать интересную книгу автора

восемьдесят семь. Я знаю, о чем ты думаешь, Эрнст, - улыбнулся профессор, -
не беспокойся. Твой начальник все знает.
Начальник?! Фрикке представил себе скучное лицо с большим вислым носом,
снова услышал поучающий голос: "Если бы ты знал, дорогой дядюшка, о чем я
думаю, ты бы не был так спокоен". Но Фрикке ничего не сказал профессору
Хемпелю.
Два мощных взрыва один за другим снова потрясли дом. Дверь в кабинет
приоткрылась.
- Альфред, - раздался испуганный голос фрау Хемпель, - мы тебя ждем!
Надо бежать в бомбоубежище, здесь оставаться опасно.
Профессор отмахнулся. Дверь тотчас закрылась. Голоса в соседней комнате
стихли.
Фрикке покосился на дверь, но не шевельнулся. Он всегда был готов
рискнуть, если это было необходимо, но никогда не пренебрегал осторожностью.
Если бы не дядя, он, конечно, предпочел бы спуститься в убежище.
А профессор словно не замечал ничего. Он насупил брови. Две глубокие
морщины легли поперек его лба. Наконец веки его дрогнули.
- Дорогой Эрнст, - сказал он, - теперь мы можем спокойно беседовать. Я
имею в виду прежде всего то обстоятельство, что нас никто не подслушивает;
все, кто занимается этим делом, весьма дорожат своей жизнью. Ну так вот,
слушай. С семнадцати лет ты рос возле меня. Я помогал тебе, как родному
сыну, искренне хотел сделать из тебя честного, порядочного человека. Я
следил, как ты учился старался привить тебе любовь к солнечному камню. И по
крайней мере в одном я не ошибся: ты знаешь и любишь янтарь.
С ревом промчалось звено самолетов, едва не задевая крыши. Захлопали
запоздалые, разрозненные выстрелы зениток.
- Ты хорошо знаешь мои убеждения, Эрнст. Я до конца предан нашему
фюреру... Или, скажем, был предан, - переждав шум, добавил профессор. - Но
фюрер смертен, а бессмертные творения человеческих рук должны жить вечно.
Они должны приносить радость и счастье великой германской нации. В этом я
вижу смысл своей жизни.
Профессор Хемпель встал, прошелся по комнате.
Фрикке выжидательно молчал.
- Настало тяжелое время, мой дорогой, - продолжал профессор. - В борьбе
за жизнь, против страшного врага мы напрягаем последние силы, - он тяжело
вздохнул, - но, как видно, нам не суждено победить. Но не только в этом
трагедия, Эрнст. Германия не раз проигрывала войны и оставалась великой.
Наша трагедия - алчность партийных вельмож, - подойдя к Фрикке и понизив
голос, сказал он. - Не все, но, к сожалению, многие, Эрнст, ведут себя
просто как мародеры. Эти подлецы протягивают руки даже к музейным ценностям!
Кто знает, если бы не я, что стало бы с нашими сокровищами, Эрнст. - Хемпель
сел, снова вскочил и опять принялся ходить по комнате. - Они бы, наверное,
умудрились продать за бесценок американцам даже уникумы: величайший памятник
искусства немецкого народа - янтарный кабинет...
- Но, дядя, ты сам говорил: янтарный кабинет принадлежит русским!
- Это ровно ничего не значит; теперь он принадлежит нам, принадлежит по
праву сильного. - Почти выкрикнув эти слова, Хемпель остановился. То гнев,
то грусть, то отчаяние отражались на его лице. - А собственно говоря, почему
по праву сильного? - Он снова сел в кресло. - Откуда у немецкого народа
право на особую роль? Так сказал фюрер?! Но разве это справедливо? Да, да,