"Константин Бадигин. Кораблекрушение у острова Надежды (Роман-хроника времен XVI века)" - читать интересную книгу автора

- Венчанная я! - снова закричала царица. - Не посмеют!
- Еще как посмеют. И оглянуться не успеешь, как черную мантию
взденут! - повысил голос отец.
И Федор Нагой снял со стены икону пресвятые богородицы:
- Клянитесь!
Все Нагие дружно поклялись и поцеловали икону.
- Приготовьте золотой крест, - велел Богдан Бельский, когда с клятвой
покончили. - Тебе, Афанасий, с крестом стоять в Грановитой палате. А я ко
кресту бояр подведу и дворян. Стрельцы в моих руках. Юрьева, Шуйских,
Годуновых под стражу. Буду их держать, пока остальные крест младенцу не
поцелуют. А уж потом всех свойственников выпустим, тогда им деваться
некуда.
Старик Нагой злобно рассмеялся и закашлялся.
- Надо с умом дело делать, - повторил он, - не то нас Федоровы
свойственники со света сживут. А Щелкаловы как лютые волки. Сегодня поутру
думный дьяк Андрюшка Щелкалов мне в сенях встретился. Недобро на меня
посмотрел, в глазах огонь, что у дьявола. Я ему говорю: "Што на меня
смотришь, али не узнал?" Он не сразу ответил, уходить было повернулся, да
потом сказал: "Ваше дело верное, царская родня, не пропадете, а вот нам,
худородным, ежели что с великим государем Иваном Васильевичем приключится,
и голову негде будет приклонить".
- Оборотень, - сказал Афанасий Нагой. - Ежели наша возьмет, братьев
Щелкаловых со двора гнать да в железа, да в застенок. Пущай порадуются.
Все Нагие были согласны - каждый держал зло на братьев Щелкаловых.
Особенную казнь Нагие готовили Федору Писемскому, думному дворянину и
опричнику, царскому свату в Англии. Новое сватовство царя Ивана при живой
жене - словно занесенный топор над головами Нагих.
- Бориску проклятого подальше услать надобно, а то и вовсе голову
снять, - хрипел Федор Нагой. - Вот он мне што устроил, все смотрите! -
Старик расстегнул кафтан и поднял исподнюю рубаху, обнажив зарубцевавшиеся
раны на груди и на боках. - По его наговору...
- Ладно, отец, прикройся, - остановил разошедшегося старика старший
сын. - Наша возьмет - отомстим Бориске.
- По царской духовной грамоте царевича Дмитрия бояре немедля отправят
на его удел в город Углич, - на всякий случай припугнул Богдан Бельский. -
С царевичем и мать, царицу Марью, и всех вас, Нагих, из Москвы вон. А что
дальше будет, одному богу ведомо.
Нагие принялись обсуждать, кого из воевод и наместников надо
отстранить от должности, а кого можно оставить и в каком городе. Перебрали
все приказы и на каждое видное место нашли своего человека.
Особенно разошелся старший из братьев Нагих, Михайла. Тучный и
тяжелый, как, впрочем, многие московские вельможи, каждодневно
насыщавшиеся до отвала и спавшие подолгу после обеда, Михайла бахвалился
своим дородством и ставил его в достоинство. Он угрожал расправой всем
противникам, клялся отомстить Борису Годунову за надругательство над
отцом. Перед Нагими открылась возможность стать вершителями судеб
Московского государства, и они считали, что вполне созрели для великих
дел.
- Будьте вместе, государи, - утомившись в спорах, сказал Богдан
Бельский, - не выходите из горницы. Ждите моего знака. Я пойду вызнаю, как