"Константин Бадигин. Секрет государственной важности (Повесть)" - читать интересную книгу автора

послышались нотки раздражения.
- На шхуну грузили шерсть, господин полковник, я вспомнил... записано в
корабельном журнале. Да, да, большие мягкие тюки, - заторопился старлейт.
"Зачем я им все же понадобился? - недоумевал он. - Этот полковник,
говорят, помешан на красных. Но, кажется, меня трудно заподозрить в
симпатиях к этим людям. Какого же черта тогда?.."
- Вы можете поручиться, что грузили именно шерсть? - Курасов заметил
растерянность офицера и со злорадством подумал: "Испугался, лейтенантик, а
я утешать не стану".
- Мне сказал об этом сам шкипер. Я его вызывал на сторожевик. Его фамилия
не то Краюшкин, не то Калачев - очень русская фамилия, они так
однообразны... - Моргенштерн помолчал, что-то соображая: - Нет, нет... Ну
конечно же, шерсть! Но, господин полковник, кто вам мешает допросить
шкипера? Он все знает лучше меня.
- Это невозможно. Шкипер сейчас далеко, ушел куда-то в Австралию, и нам
его не достать... Когда шхуна покинула Аян, вы помните?
- Кажется, двадцать восьмого июня, - отозвался моряк. - Мы как раз
отмечали в тот день рождение старшего механика.
- Вам говорил шкипер, куда направляется шхуна?
- В Петропавловск-на-Камчатке. Он еще сказал, что собирается проходить
первым Курильским проливом. А я советовал...
- Но второго июля "Мария" была в бухте Орлиной. Установлено точно. Это не
совсем Петропавловск. Не правда ли, барон?
- Непонятно, - удивился моряк. - Может быть, шкипер брал пресную воду?..
Нет, это отпадает: в Аяне вода превосходная. И вообще Орлиная не по пути в
Петропавловск.
- Вы правильно рассуждаете, - усмехнулся Курасов. - Вот я и хотел бы
знать: что шкипер делал в бухте Орлиной? - Полковник устремил глаза в
окно, забранное решеткой; рука, лежавшая на столе, сжалась в кулак.
"Партизаны, да, да, партизаны, везде партизаны", - думал он.
Перед глазами возникли перевернутые вверх колесами вагоны.
Семья Курасова погибла во время нападения партизан на армейский эшелон
где-то у Байкала: путь был разобран, и поезд скатился под откос. Любое
напоминание о партизанах приводило полковника в ярость. Вообще он
признавал только красное и белое и был совсем нечувствителен к оттенкам.
В личной жизни он был аскет. Спал в своем кабинете на железной казарменной
койке, питался от солдатской кухни. И другой жизни, кроме разведки, у него
не было. Полковник был неверующим, как большинство русских интеллигентов,
и не раз задумывался: не пустить ли себе пулю в лоб? И пустил бы, не будь
всепоглощавшей мысли: надо жить, чтобы продолжать борьбу за Россию. Он
вынашивал большие планы восстановления России, какой ее представлял.
Сегодня Курасов был особенно зол и угрюм: задача есть, а решения нет.
Командир сторожевика снова закурил, не смея иначе напомнить о себе.
Вдруг он услышал новый слабый звук, обернулся на него. Звонил телефон. В
кабинете было два телефона. На столе - черный, маленький, с никелированной
трубкой. На стене - видавший виды желтый деревянный ящик. Полковник взял
трубку черного аппарата, выслушал, сказал "хорошо". Ни одного вопроса. На
этом разговор окончился.
- Я слышал, вы уходите в море? - дав отбой ручкой телефона, спросил
Курасов.