"Ингеборг Бахман. Рассказы к 70-летию со дня рождения" - читать интересную книгу автора

Боже мой, думала она, ведь сегодня я не живу. Я во всем участвую,
позволяю втянуть себя во все, что бы ни происходило, лишь бы не вос-
пользоваться малейшей возможностью для себя. Время висит на мне
клочьями. Я ничья жена. Меня еще нет вообще. Я хочу определиться, кто я,
и, кроме того, хочу сотворить для себя некое создание - терпеливого, ви-
новатого, призрачного соучастника. Я хочу Мару не потому, что меня вле-
чет к себе ее рот, ее пол - мой собственный пол. Ничего подобного. Я хо-
чу, чтобы у меня было собственное создание, и я его себе сотворю. Вместе
мы всегда жили нашими идеями, а вот это - моя идея.
Если она полюбит Мару, все изменится.
У нее будет существо, которое она сможет ввести в мир. Любое мерило,
любая тайна будут исходить о нее. Она всегда мечтала открыть мир кому-то
еще и уклонялась, когда его хотели открыть ей, ожесточенно молчала, ког-
да ей пытались что-то внушить, и вспоминала то время, когда была девоч-
кой и еще знала, как набраться храбрости, знала, что ничего не надо бо-
яться и можно шагать впереди с заливистым криком, который кому-то послу-
жит призывом.
Если бы она могла полюбить Мару, то дома была бы совсем не здесь - не
в этом городе и не в этой стране, не при муже и не в этом языке; она бы-
ла бы у самой себя и для этой девушки возвела бы дом, новый дом. Выби-
рать пришлось бы тогда ей - дом, время приливов и отливов, язык. Она
больше не была бы ничьей избранницей, и на этом языке ее больше никто не
мог бы избрать.
К тому же при всех радостях, какие доставляла ей любовь к мужчинам,
что-то всегда оставалось недосказанным. И хотя сейчас, бодрствуя, она
все еще верила, что любит мужчин, между ними и ею оставалась нехоженая
зона. Шарлотта дивилась тому, что люди, которым надлежало бы лучше
знать, какие ласки им дозволено изобретать друг для друга, чем светилам,
кустам и камням, так плохо об этом осведомлены. В стародавние времена
лебедь и золотой дождь, наверно, еще чувствовали, что у них больше сво-
боды действий, и мир не мог совсем уж забыть, что свободы действий тогда
было больше и что тот малый набор ласк, который был выработан и переда-
ется по наследству, не исчерпывает всех возможностей. Ребенком Шарлотта
хотела все любить и быть любимой всеми - буруном у скалы, горячим пес-
ком, шероховатыми досками, криком ястреба; звезда впилась ей в кожу, а
дерево, которое она обняла, вызвало головокружение. Теперь-то уж она ус-
воила науку любви, но какой ценой! Казалось бы, для большинства людей
сходиться друг с другом было некой унылой повинностью; видимо, они счи-
тали это необходимым, поскольку ничего другого жизнь им не предлагала, и
потому пытались верить, что это правильно, что это прекрасно и как раз
то, чего они желали. И ей пришло в голову, что только один-единственный
из всех мужчин, каких она знала, быть может, действительно не мог обой-
тись без женщин. Она думала о Милане, которому ее было мало, которому
всего было мало и который поэтому понял, что ей тоже всего мало, который
проклял ее и себя, ибо их извращенные тела препятствовали прорыву давно
забытых или еще неведомых ласк. Оно было совсем близко, вполне достижи-
мо, и мгновеньями даже наступало - экстаз, опьянение, провал, наслажде-
ние. После этого она вступила в союз с мужчиной, основанный на доброте,
влюбленности, благожелательности, заботе, надежности, защите, верности -
на всем, что достойно уважения и что потом вовсе не осталось только в