"Ингеборг Бахман. Рассказы к 70-летию со дня рождения" - читать интересную книгу автора

проекте, а воплотилось в жизнь.
Так для нее стало возможным выйти замуж, в ней созрела готовность
вступить в брак и устроиться в этом состоянии, несмотря на случавшиеся
вспышки бунта, несмотря на стремление расшатать его устои. Но всякий
раз, когда она пыталась расшатать устои брака, ей вскоре становилось яс-
но, что заменить его, в сущности, нечем, у нее нет никакой идеи, и прав
оказывался Франц, со своей улыбкой и сочувствием к ней, которое он потом
проявлял. Она охотно принимала его снисходительность. Но не была уверена
в том, что он так же охотно принял бы ее снисходительность к нему, если
бы таковую заметил. Если бы, например, знал, что в глубине души она не
могла поверить, будто все и должно быть так, как сложилось между ними, и
прежде всего не способна была поверить, что он понимает ее тело. Их бла-
гополучный брак - то, что она так называла, - как раз и зиждился на том,
что Франц ничего не понимал в ее теле. Правда, он вступил в эту чуждую
для него область, исходил ее, но постарался устроиться там, где ему было
удобней.
По движению девушки, которая в полусне протянула к ней руку, обхвати-
ла пальцами ее колено, поглаживала и ощупывала ее коленную чашечку, Шар-
лотта почувствовала: это существо знает о ней что-то такое, чего не знал
никто, в том числе и она сама, ибо ей требовался намек. Она отстрани-
лась, дрожащая, испуганная, и застыла в неподвижности, противясь новому
намеку.
- Оставь меня, - нелюбезно сказала она. - Оставь это. Сейчас же.
Мара открыла глаза.
- Почему?
Да, в самом деле, почему? Почему она все время продолжала думать, бы-
ла начеку и хоронила отжившее? Почему бы ей, раз дело зашло уже так да-
леко, не встать наконец, не поднять Мару и не пойти с ней в постель?
Мара зашептала с заговорщическим видом:
- Я хочу только проводить тебя в твою комнату, уложить в постель,
увидеть, как ты засыпаешь. Потом я уйду. Мне ничего не нужно. Только
увидеть, как ты засыпаешь...
- Помолчи, пожалуйста. Не разговаривай. Помолчи.
- Ты просто боишься меня, себя, его! - Опять эта интонация, от кото-
рой все шло ко дну, от которой Шарлотта шла ко дну.
И Мара торжествующе добавила:
- Как ты врешь! Какая ты трусиха!
Как будто дело было в этом! Как будто все сводилось к нарушению неко-
его запрета, к глупой выходке, к чрезмерному любопытству!
Нет, только когда она все оставит позади, когда все за собой сожжет,
она сможет войти к самой себе. Придет ее царство, и как только оно при-
дет, ее больше нельзя будет мерить, нельзя оценивать чужой меркой. В ее
царстве утвердится новая мерка. Уже нельзя будет сказать: она такая-ся-
кая, обаятельная-необаятельная, разумная-неразумная, верная-неверная,
порядочная или бессовестная, недоступная или гулящая. Ведь она знала,
что могли сказать люди, какими категориями они мыслили, кто способен был
сказать то или это и почему. Она всегда ненавидела этот язык, все эти
штампы, которые люди ставили на ней и которые она сама ставила на ком-то
еще, - эти покушения на убийство реальности. Но в ее царстве этот язык
утратит силу и будет сам себя судить. Тогда она окажется вне его досяга-