"Ричард Бах. Биплан" - читать интересную книгу автора

Здесь для биплана - земля обетованная. Март в Ламбертоне такой же, как
июнь, а июнь - как август. Но дорога домой лежит через иные земли. Помнишь
замерзшие озера в Аризоне, три дня тому назад? А снег в Альбукерке? Там не
место биплану с открытой кабиной! Сейчас он находится именно там, где ему и
следует быть. В Ламбертоне, где вокруг аэропорта раскинулись зеленые
табачные поля, где рядом приютились другие старые самолеты, где его добрый
мягкий хозяин выискивает просвет в своей адвокатской работе, чтобы
позаботиться о его нуждах.
Этот биплан - не твой самолет, даже не твой тип самолета. Он
принадлежит и должен принадлежать адвокату Ивендеру М. Бритту, Бритту и
только Бритту. Человеку, который любит старые самолеты и находит время,
чтобы о них заботиться. У него нет сумасшедших планов, у него нет ни тени
желания перелететь на этом самолете через всю страну. Он знает свой самолет,
знает, что тот может и чего не может. Опомнись. Возвращайся домой в своем
Фейрчайлде и забудь эту глупость. На его объявление об обмене должен был
откликнуться владелец столь милого его сердцу низкоплана Аэронка, причем
откуда-нибудь поблизости, а не нового Фейрчайлда-24 из Лос-Анджелеса. У
этого биплана нет даже радио!
Все это так. Если я совершу этот обмен, то поменяю известное на
неизвестное. По другую сторону есть лишь один аргумент - сам биплан. Без
логики, без знания, без уверенности. Я не имею права забрать этот самолет у
м-ра Бритта. У него, председателя местного отделения Ассоциации Любителей
Старинных Аэропланов, должен быть биплан. Ему необходим биплан. Он с ума
сошел - совершать такой обмен. Эта машина - знак его принадлежности к
немногим избранным.
Но Ивендер М. Бритт - взрослый человек, он знает, что делает, и для
меня не имеет значения, почему ему нужен Фейрчайлд, сколько денег я вложил в
его постройку и как долго на нем летал. Я знаю только то, что мне нужен этот
биплан. Он мне нужен, потому что я хочу перенестись во времени, я хочу
летать на самолете, которым сложно управлять, я хочу чувствовать в полете
ветер и хочу, чтобы люди смотрели и видели, что слава и величие тех времен
все еще живы. Я хочу быть частью чего-то большого и величественного.
Равноценным этот обмен можно считать лишь постольку, поскольку оба
самолета стоят одну и ту же сумму денег. Если отвлечься от стоимости, то у
них нет совершенно ничего общего. Ну а биплан? Я хочу его потому, что я его
хочу. Я взял с собой спальный мешок и шелковый шарф в расчете на возвращение
домой в биплане. Я принял решение, и теперь, когда я касаюсь темного кончика
крыла, ничто не может его изменить.
- Давай выкатим его на траву, - говорит Ивендер Бритт. - Можешь
взяться за эту стойку на крыле, здесь, ближе к нему...
В лучах солнца темно-красный становится алым, а темно-желтый
превращается в ярко-пламенный, и нашему взору является сияющий красками
рассвета биплан с четырьмя съемными крыльями из дерева и ткани и двигателем,
на котором красуются пять черных цилиндров. Ему тридцать пять лет от роду,
но этот ангар вполне мог бы быть заводом, а этот воздух - воздухом 1929
года. Интересно, не держат ли самолеты нас за собак или кошек? Ведь с каждым
годом, что проходит для них, для нас проходит пятнадцать, а то и двадцать. И
так же, как наши домашние животные делят с нами жизненное пространство, мы,
в свою очередь, делим с самолетами их вечно изменчивое, то спокойно
плывущее, то куда-то мчащееся жизненное пространство неба.