"Виталий Бабенко. New Москва" - читать интересную книгу автора

через два года закончит и пойдет в школу бизнеса - будущее как раз
интереснее прошлого...
Вот и Триумфальная. Смешно. Еще два года назад здесь стоял Маяковский.
Теперь на его месте - памятник Павлу Первому, а напротив, на месте
снесенного ресторана "София", - памятник Джорджу Вашингтону.
Император-дворяноборец и первый президент Америки стоят лицом друг к другу,
у обоих на губах легкая улыбка - словно эти деятели, как-никак современники,
наконец-то условились о чем-то, о чем двести лет назад не смогли
договориться. Колька решил пройти по Тверской до "Пушкинской", а уж там
окончательно понять, куда двигаться дальше. Тверская уже ожила. Открылись
бесчисленные "бутики", цветочные магазины, "спиритс" (спиртного теперь -
хоть залейся, вот было бы раздолье покойному отцу), магазины игрушек,
"буксторы", кофейни, деликатесные, лавки мороженого - американские "Бен энд
Джерри", "Баскин Роббинс", японские "Сноу брэнд", всякие прочие - ешь не
хочу, "лакшури шопе", "Сире", "Робак", германские магазины "Карштадт",
английские "Маркс энд Спенсер"... Эх, да что там, были бы деньги. Потной
рукой Колька залез в один карман джинсов, погремел там даймами, квортерами и
долларами, в другом кармане ощупал "ломоносы"... - нет, никаких
преждевременных трат, весь день впереди.
И все-таки - куда ехать? Колька выудил из кармана дайм, положил его на
ноготь и подщелкнул - орел или решка? Точнее, морда или факел? "Если факел -
еду на "Кони-Айленд". Если морда - гуляю по "Витману"". Увы, Колька не знал,
кто изображен на аверсе десятицентовика, поэтому называл этот профиль, как и
все его сверстники, "мордой".
Дайм, зазвенев, взвился в воздух, а вот поймать его Колька не смог - уж
очень маленькая монетка, промахнулся. Дайм покатился по тротуару, спрыгнул
на мостовую и... провалился в водосточную решетку. Колька окаменел. ДЕСЯТЬ
ЦЕНТОВ! Он плюхнулся на живот - хрен с ней, с оксфордской рубашкой - и
попытался в темноте колодца разглядеть никелевый блеск дайма. Куда там! И
глубоко, и ничего не видно, да, наверное, к тому же вода внизу. Все еще лежа
на асфальте, Колька понял, что еще чуть-чуть - и он разревется. Ну, нет.
Шестнадцатилетнему это не положено. Надо по-мужски переживать несчастья.
Дайм сгинул, зато в кармане еще четыре доллара девяносто центов. Вот ими
надо распорядиться с умом. А раз так - к черту "Витман", там вход только за
центы, надо ехать на "Кони-Айленд-ВДНХ", где принимают рубли. Подумаешь, два
"ломоноса" за вход.
Колька спустился в метро на "Пушкинской", купил за двадцатитысячник
жетон, доехал до "Китай-города" и пересел на другую линию. В вагоне ему не
понравилось. Прямо напротив расположилась группа чиканос. Они лузгали
семечки - почему-то мексиканцы и пуэрториканцы особенно полюбили этот вечный
московский товар - очень громко разговаривали, хохотали, и Кольке казалось,
что смеются над ним. "У, жиды банановые!" - подумал он, но вслух ничего не
сказал - известно, чикано всунуть москвичу перо в бок ничего не стоит.
Настроение несколько испортилось, но, когда Колька вышел из станции
"Кони-Айленд", неприятная встреча забылась и на душе снова стало хорошо.
По пути к центральному входу Кольке пришлось сделать крюк: во всю
ширину тротуара перла к метро веселая компания. Шестеро ражих русачей, в
косоворотках, шароварах и смазных сапогах, успевших набраться к девяти утра,
лужеными глотками распевали "Хеппи бирсдей ту ю-у-у-у... Хеппи бирсдей ту
ю-у-у-у..." Кроме этой строчки, они не знали больше ничего или просто не