"Виталий Бабенко. Музей человека (Сб. "Музей человека")" - читать интересную книгу автора

книжной части приходили - волновались удивленно: "Как же ты, Игоряша,
сподобился на такое? Кто надоумил? Чай, трудно было? Работы ведь не на час,
не на два..." Скромничал Игоряша: "Пустяки! Главное, хуля-нда,- чтобы мысль
пузырилась. А руки мои золотые - всегда при мне. Ну!"
Игоряша - действительно мастеровой мужик. Чего-нибудь изобрести,
молотком помахать, прибить там или, напротив, раздолбать - для него пустяк.
Удовольствие даже. Например, дыру в стене, что на кухню ведет,- одной
только монтировкой проделал. Дыра - для того, чтобы наблюдать иногда, чем
там жена на кухне занимается. Может, читает письмо, может, кроит
чего-нибудь из брезента, а может, купается в детской ванночке. Однако дыра
- она штука о двух концах, через нее можно и в комнату из кухни
подглядывать. Посему ввинтил Игоряша в отверстие могучий "глазок"
специального заказа - двадцати сантиметров в диаметре.
Вот и сейчас Игоряша-экскурсант подошел к "глазку".
- О! - изумился.- Молодцы караульщики, до этого даже я не додумался.
Оказывается, музейные работники умудрились забрать "глазок" морским
иллюминатором со шторкой. Шторка - для порядка. И надпись рядом привинчена:
"Руками не трогать. За просмотр - 20 пфеннигов".
- Правильно! - одобрил Игоряша.- Нехря, чтобы каждый свое мурло в
иллюминатор задарма совал. Справедливо!
Ба, а ведь на столе любимый Игоряшин стакан стоит! Хорошо стоит,
аккуратно, на газетке. Стакан хоть и граненый, за семь доинволюционных
копеек, из газированного автомата, но не простой - с философским смыслом. К
нему сбоку часы "Слава" намертво приклеены эпоксидкой. Раз, однажды, истово
задумался Игоряша над глубокой пословицей "Делу - время, потехе - час".
Целый день тревожно раскидывал умом, что сие выражение конкретно
обозначает. Догадался-таки! Вынул из кармана часы без ремешка, подаренные
когда-то батей к тридцатилетию, развел в должной пропорции эпоксидку и
присобачил "Славу" к бессменному стакану навечно - трактором не отдерешь.
Бывало, отопьет Игоряша из стакана, тут же дольет, приблизит к уху и
слушает, слушает. Тикают! Прямо дух захватывает: не рвется, ел-дря, связь
времен. Ныне рядом с часовым стаканом - табличка: "Не для питья".
Оскорбился Игоряша: "А для чего же?" Потянулся через витой шнур, схватил
потной рукой стакан, а тот - ни с места: на болт посажен. Экспонат...
- Гражданин, гражданин, вы что это? - засуетилась гороховая старушка,
дотоле молчавшая.- Руками не полагается. Музей у нас, а не домовая кухня.
Вдругорядь выведу.
Вздрогнул Игоряша, руки боязливо убрал и принялся далее бывшую
квартиру осматривать.
У стола - личное Игоряшино кресло стоит, вращающееся, на винте да о
четырех ножках под сиденьем. Хочешь - вертись, а хочешь - винт до отказа
скрути и ставь для устойчивости кресло на ноги. Даже если свесишься неловко
во время чтения - на пол не грянешься.
Под потолком висит тысячеваттная лампа в проволочной сетке. Включишь
ее - так светло становится, что можно читать даже без книг.
Под зеркалом - кушетка. В ногах - кусок фанеры проволокой примотан.
Это чтобы, когда читаешь лежа, не драть обивку сапогами или, скажем,
выходными туфлями, не пачкать носками.
У изголовья кушетки, покрытой газетами в три слоя,- телевизор.
Цветной, неброский, но работает, когда включен. На экран накинут