"Исаак Эммануилович Бабель. Как это делалось в Одессе (Сборник "Одесские рассказы", 1931)" - читать интересную книгу автора

голосами. Старосты синагоги торговцев кошерной птицей вели тетю Песю под
руки. За старостами шли члены общества приказчиков-евреев, а за приказчиками
евреями - присяжные поверенные, доктора медицины и акушерки-фельдшерицы. С
одного бока тети Песи находились куриные торговки с Старого базара, а с
другого бока находились почетные молочницы с Бугаевки, завороченные в
оранжевые шали. Они топали ногами, как жандармы на параде в табельный день.
От их широких бедер шел запах моря и молока. И позади всех плелись служащие
Рувима Тартаковского. Их было сто человек или двести, или две тысячи. На них
были черные сюртуки с шелковыми лацканами и новые сапоги, которые скрипели,
как поросята в мешке.
И вот я буду говорить, как говорил господь на горе Синайской из горящего
куста. Кладите себе в уши мои слова. Все, что я видел, я видел своими
глазами, сидя здесь на стене второго кладбища, рядом с шепелявым Мойсейкой и
Шимшоном из погребальной конторы. Видел это я - Арье Лейб, гордый еврей,
живущий при покойниках.
Колесница подъехала к кладбищенской синагоге. Гроб поставили на ступени.
Тетя Песя дрожала, как птичка. Кантор вылез из фаэтона и начал панихиду.
Шестьдесят певчих вторили ему. И в эту минуту красный автомобиль вылетел
из-за поворота. Он проиграл "Смейся, паяц" и остановился. Люди молчали, как
убитые. Молчали деревья, певчие, нищие. Четыре человека вылезли из-под
красной крыши и тихим шагом поднесли к колеснице венок из невиданных роз. А
когда панихида кончилась, четыре человека подвели под гроб свои стальные
плечи и с горящими глазами и выпяченной грудью, зашагали вместе с членами
общества приказчиков-евреев.
Впереди шел Беня Крик, которого тогда никто еще не называл королем.
Первым приблизился он к могиле, взошел на холмик и простер руку.
- Что хотите вы делать, молодой человек? - подбежал к нему Кофман из
погребального братства.
- Я хочу сказать речь - ответил Беня Крик.
И он сказал речь. Ее слышали все, кто хотел слушать. Ее слышал я, Арье
Лейб, и шепелявый Мойсейка, который сидел на стене со мною рядом.
- Господа и дамы, - сказал Беня Крик, - господа и дамы, - сказал он и
солнце встало над его головой, как часовой с ружьем. - Вы пришли отдать
последний долг честному труженику, который погиб за медный грош. От своего
имени и от имени всех, кто здесь не присутствует, благодарю вас. Господа и
дамы. Что видел наш дорогой Иосиф в своей жизни? Он видел пару пустяков. Чем
занимался он? Он пересчитывал чужие деньги. За что погиб он? Он погиб за
весь трудящийся класс. Есть люди уже обреченные смерти. И есть люди, еще не
начавшие жить. И вот пуля, летевшая в обреченную грудь, пробивает Иосифа, не
видевшего в своей жизни ничего, кроме пары пустяков. Есть люди, умеющие пить
водку, и есть люди, не умеющие пить водку, но все же пьющие ее. И вот первые
получают удовольствие от горя и от радости, а вторые страдают за всех тех,
кто пьет водку, не умея пить ее. Поэтому, господа и дамы, после того, как мы
помолимся за нашего бедного Иосифа, я попрошу вас проводить к могиле
неизвестного вам, но уже покойного Савелия Буциса.
И, сказав эту речь, Беня Крик сошел с холмика. Молчали люди, деревья и
кладбищенские нищие. Два могильщика пронесли некрашеный гроб к соседней
могиле. Кантор, заикаясь, окончил молитву. Беня бросил первую лопату и
перешел к Савке. За ним пошли, как овцы, все присяжные поверенные и дамы с
брошками. Он заставил кантора пропеть над Савкой полную панихиду, и