"Исаак Эммануилович Бабель. Как это делалось в Одессе (Сборник "Одесские рассказы", 1931)" - читать интересную книгу автора

Представляюсь на всякий случай - Бенцион Крик. Камфору, воздушные подушки,
отдельную комнату - давать с открытой душой. А если нет, то на всякого
доктора, будь он даже доктор философии, приходится не более трех аршин
земли.
И все же Мугинштейн умер в ту же ночь. И тогда только полтора жида поднял
крик на всю Одессу.
- Где начинается полиция, - вопил он, - и где кончается Беня?
- Полиция кончается там, где начинается Беня, - отвечали разумные люди,
но Тартаковский не успокаивался и он дождался того, что красный автомобиль с
музыкальным ящиком проиграл на Серединской площади свой первый марш из оперы
"Смейся, паяц". Среди бела дня машина подлетела к домику, в котором жила
тетя Песя.
Автомобиль гремел колесами, плевался дымом, сиял медью, вонял бензином и
играл арии на своем сигнальном рожке. Из автомобиля выскочил некто и прошел
в кухню, где на земляном полу билась маленькая тетя Песя. Полтора жида сидел
на стуле и махал руками.
- Хулиганская морда, - прокричал он, увидя гостя, - бандит, чтобы земля
тебя выбросила, хорошую моду себе взял - убивать живых людей...
- Мосье Тартаковский, - ответил ему Беня Крик тихим голосом, - вот идут
вторые сутки, как я плачу за дорогим покойником, как за родным братом. Но я
знаю, что вы плевать хотели на мои молодые слезы. Стыд, мосье Тартаковский,
в какой несгораемый шкаф упрятали вы стыд? Вы имели сердце послать матери
нашего покойного Иосифа сто жалких карбованцев. Мозг вместе с волосами
поднялся у меня дыбом, когда я услышал эту новость...
Тут Беня сделал паузу. На нем был шоколадный пиджак, кремовые штаны и
малиновые штиблеты.
- Десять тысяч единовременно, - заревел он, - десять тысяч единовременно
и пенсию до ее смерти, пусть она живет сто двадцать лет. А если нет, тогда
выйдем из этого помещения, мосье Тартаковский и сядем в мой автомобиль...
Потом они бранились друг с другом. Полтора жида бранился с Беней. Я не
был при этой ссоре. Но те, кто были, те помнят. Они сошлись на пяти тысячах
наличными и пятидесяти рублях ежемесячно.
- Тетя Песя, - сказал тогда Беня всклокоченной старушке, валявшейся на
полу, - если вам нужна моя жизнь, вы можете получить ее, но ошибаются все,
даже бог. Вышла громадная ошибка, тетя Песя. Но разве со стороны бога не
ошибкой было поселить евреев в России, чтобы они мучились, как в аду. И чем
было бы плохо, если бы евреи жили в Швейцарии, где их окружали бы
первоклассные озера, гористый воздух и сплошные французы? Ошибаются все,
даже бог. Слушайте меня ушами, тетя Песя. Вы имеете пять тысяч на руки и
пятьдесят рублей в месяц до вашей смерти, живите сто двадцать лет. Похороны
Иосифа будут по первому разряду: шесть лошадей, как шесть львов, две
колесницы с венками, хор из Бродской синагоги, сам Миньковский придет
отпевать покойного вашего сына...
И похороны состоялись на следующее утро. О похоронах этих спросите у
кладбищенских нищих. Спросите об них у шамесов из синагоги, торговцев
кошерной птицей или у старух из второй богадельни. Таких похорон Одесса еще
не видала, а мир не увидит. Городовые в этот день одели нитяные перчатки. В
синагогах, увитых зеленью и открытых настежь, горело электричество. На белых
лошадях, запряженных в колесницу, качались черные плюмажи. Шестьдесят певчих
шли впереди процессии. Певчие были мальчиками, но они пели женскими