"Семен Бабаевский. Родимый край" - читать интересную книгу автора

бурьяне на огороде. Тропа огибала окно, вилась в садок, к перелазу. Отсюда
свежий ее след поворачивал влево и укрывался в курчавом леску, гнулся по
отлогой балке и, поднявшись на пригорок, упирался в арку и тут обрывался...
Арка стояла близ фермы и на светлом, в рваных облаках, весеннем
небе'выглядела одиноко и печально. Серые ее столбы хлестали дожди, палило
солнце и сушили ветры, и нетрудно было догадаться, что это горбатое
сооружение выросло здесь в честь каких-то важных торжеств; что не вчера и не
сегодня тут гремел духовой оркестр и на трибуну поднимались ораторы, а
вверху, на фанерной обшивке, красовался лозунг и жарким полымем полыхали
флажки. Ни флажков, ни слов давно не было. Непогода и время безжалостно
стерли буквы, оставив только две - "ух". Что собой означало это бодрое
междометие без восклицательного знака и к каким буквам следовало его
присовокупить, чтобы заново ожил смысл утраченного слова, никому уже не
известно. Люди знали лишь то, что это самое "ух" издали напоминало о себе и
заставляло задуматься над тем, что когда-то на арке было написано что-то
весьма и весьма важное.
Арка смотрела на Кубань, на разоренный хутор, а сзади нее лежал
просторный, как станичная площадь, двор. Кругами темнел утоптанный коровий
помет возле длинных, сплетен ных из хвороста яслей, поставленных в один.
ряд, как обычно ставятся препятствия на манеже. Приземистые строения под
блеклым шифером, все в сплошных полосках оконцев, изображали собой букву
"П", и широкие, настежь распахнутые двери смотрели на укрытые неяркой
зеленью холмы и горы...
- Ну, теперь мне все понятно и все ясно! - воскликнет тот всезнающий
любитель чтения, кто наперед, по первой странице книги старается угадать
главную нить сюжета. - Вижу, вижу, куда идет и куда заворачивает фабула и
где тут, как говорится, собака зарыта. Да и всяк без труда поймет и угадает,
что автор лишь для запева описал Кубань, показал нам, как Прискорбный
пострадал от наводнений, а дело дальше животноводческой фермы не пойдет.
Знаем мы, что и арка с оставшимися буквами "ух", и просторный двор, и
утоптанный помет возле хворостяных яслей, и низкие строения под шифером
потребовались автору только для того, чтобы показать нам молочную ферму; что
герой повести - непременно бригадир из местных казаков, человек
некультурный, пьяница и бабник, каких и свет не знал, и ворует он молоко не
один, а вкупе с пройдохой-учетчиком; что на их преступном пути вдруг, как
привидение, встает молоденькая доярка - комсомолка из десятого класса,
которая добровольно пришла на ферму, чтобы после двух лет трудового стажа
обязательно поступить в сельскохозяйственный институт; что с помощью своих
подруг-комсомолок молоденькая доярка, опираясь на поддержку парторга, к
последней странице книги мужественно пресекает преступления, и добро
торжествует и берет верх над злом...
Да, точно, и арка с буквами "ух", и обширный двор, и ясли из лозы, и
низкие строения есть не что иное, как молочная ферма. Тут все правильно, и
предвидению опытного книголюба можно позавидовать. Что же касается героев
повести и развития ее сюжета, а также наказания в конце книги порока и
торжества добродетели, то тут дело обстоит несколько иначе. Сам автор был
удивлен и озабочен тем, что на страницы повести не пожаловали ни
бригадир-пьяница, ни учетчик-пройдоха, ни честнейшая доярка со своими тоже
очень честными подругами, ни даже парторг... И не пожаловали не потому, что
их нет в жизни. Они есть, и им ничего не стоит покрасоваться в иной книге о