"Семен Бабаевский. Кавалер Золотой Звезды " - читать интересную книгу автора

изгородь, серебристо-белые тополя, обступившие высокий, из красного камня
собор... Сергей приподнялся, хотел издали увидеть свой дом, но найти не мог:
слишком густая и сочная зелень укрывала и улицу и строения. Только уже
вблизи, когда машина пронеслась по площади и завернула в переулок, в
просвете деревьев Сергей заметил старенькую, изъеденную дождями камышовую
крышу, а на гребне ее желтый стебелек сурепки; и гостеприимно раскрытые
ворота, сплетенные из хвороста; и две ветвистые белолистки, посаженные еще в
ту пору, когда он был ребенком. С их ветвей, как груши, посыпались
мальчуганы и побежали навстречу, оглушая станицу звонким криком... У Сергея
тревожно забилось сердце, к горлу подступили слезы, и сделалось так
радостно, что захотелось соскочить с машины и бежать по улице вместе с
детьми.
У двора шофер затормозил. Сергей не помнил, как очутился в объятиях
сестры. Взволнованная, раскрасневшаяся Анфиса обнимала брата, прижималась
горячими губами к его небритой щеке. "Ой, братушка, какой же ты колючий!" -
сквозь радостный смех прошептала она и быстро, словно боясь, что брат это
заметит, посмотрела на Семена. Видимо, гость ей чем-то не понравился: на
минуту лицо ее сделалось скучным, брови сдвинулись. Она отвернулась и снова
смотрела на Сергея своими веселыми, блестящими от слез глазами, как бы
спрашивая: не тот ли это танкист, о котором он ей писал с фронта? А Семен,
догадавшись, что это и есть сестра Сергея, добродушно улыбнулся и протянул
ей руку. Они познакомились. Сергей незаметно подмигнул Семену одним глазом,
что означало: "Ну, Семен, какова моя сестренка?" Семен все еще улыбался, не
сводил глаз с Анфисы и на его вопрос отвечал также взглядом: "Дескать,
погоди, Сережа, я еще не рассмотрел..."
А в это время загремел оркестр. Весь двор и часть улицы были запружены
людьми. Тут собрались и старики в старомодных чекменях - стояли они в
сторонке, подперев бороды толстыми сучковатыми палками; и молодежь, занявшая
большую половину двора и часть сада, где гостей уже дожидались столы, с
которых свисали чуть ли не до земли расшитые петухами скатерти; и женщины с
детьми, и женщины без детей; и молодые вдовушки, смотревшие на Сергея с
грустной радостью; и бывшие фронтовики, еще носившие военную форму, с
орденами и медалями на груди...
В этой пестрой и разноликой толпе Сергей сразу отличил одну старушку, с
седыми прядями волос, выбившимися из-под чепца. Да и как же можно было не
отличить, не выделить из толпы эту маленькую старушку, как можно было не
увидеть ее голову,- ведь это же была его мать, Василиса Ниловна. Какими
счастливыми и тревожными глазами смотрела она на сына, как бы еще не веря
тому, что вот он, веселый и улыбающийся, подходит к ней. Ее добрые, ласковые
глаза в мелких морщинках ничего не видели от слез. "Мамо, мамо, как же вы
постарели без меня",- подумал Сергей, крепко обнимая ее. Ниловна приникла
лицом к его широкой груди, плечи ее мелко вздрагивали, и трудно было понять,
плакала она или смеялась.
- Мамаша! Зачем же слезы! - сказал Рубцов-Емницкий, ловко накручивая на
палец кончик пояса.- Поздравляю, мамаша! Такой сын! Для ясности, настоящий
кавалер Золотой Звезды! Папаша! А вы чего ж стоите?
Тимофей Ильич Тутаринов, мужчина высокий и сухой, похожий на старого
пастуха, видавшего за свой век виды, стоял в кругу стариков, щурился и
дрожащей рукой поглаживал седые, куцо подстриженные усы. Он ждал, чтобы сын
сам к нему подошел, и поэтому сердился на жену: уж очень она долго, как ему