"Вольдемар Бааль. Источник забвения" - читать интересную книгу авторавакханалия ароматов от свежескошенного сена, и блаженная расслабленность,
и умиротворяющая музыка дождя... - Ты веришь в меня, признайся? - Верю. Да, он тогда верил в ее одаренность, в ее _будущее_, хотя в этой вере было больше снисходительной доверительности, а также что-то вроде удивленности, которую испытывают порой взрослые, наблюдая за фантазией и придумками детей, чем понимания сути ее работы, да и само слово "работа" в его представлении не особенно вязалось с тем, чем занималась жена. Но он верил, не исключал, что когда-нибудь она сможет сделать что-нибудь такое, что по-настоящему удивит если не его, так тех, других, _понимающих_. Себя он, несмотря на самоуверенность и научный снобизм, к "понимающим" все-таки не причислял, и если у Тамары получится _нечто такое_, что "понимающие" оценят, то и он вслед за ними готов признать, что это - да, стоящее, ценность, и будет совсем неважно, в чем она, эта ценность, заключается. "Каждый играет в свои игрушки". Думая так, он не мыслил себя среди "каждых" - "наука, коллеги, нечто другое, из другой, не игрушечной области". И вот он был немало озадачен, когда увидел, что хозяин, который любил с ним поговорить "про науку", смотрит на его науку, диссертацию, лабораторию и так далее тоже как на своего рода игру, в которую играют городские ученые люди, но которая совершенно бесполезна, не приложима к настоящей жизни, а настоящей жизнью для здешних были поля, стада, урожай, погода, страда и все, что к этому причастно. "Всю жизнь, - говорил хозяин, - навозом обходился, и земля родила". Визину было неприятно почувствовать, что его наука тут не нужна, неприятно было почувствовать такое именно наблюдение и заключение, даже в известном смысле открытие и позволили ему потом, спустя годы, когда Мэтр вдруг высказался про "укус микроба", считать, что "микроб" и его не облетел, что с того и начался закат поры ясности и благодушия, поры беспредельной, незамутненной веры в свое дело, и начали приступать сомнения, назойливые, докучающие, удивляющие и возмущающие, особенно, попервоначалу, и он не поддавался им, отгонял их, упрямился, встрял в свару с инолюбами - и все для того, чтобы доказать себе, что ничего не произошло. И когда понял, что все-таки произошло, уступил и задумался, и тут умер Мэтр, оставив ему в наследство перечеркнутую свою жизнь, больные слова о его, Визина, искусственной "выделенности" и пачку кроссвордов... А тогда и Тамара подтвердила его наблюдение. - Ты в самом деле веришь в меня? - Верю. - Тогда почему же ты... - Да я просто дразнился, дурочка моя. - Ты не очень видишь искусство. - Может быть. Но я думаю, что живого человека не уложишь в чертеж, пусть и художественный. - Ну и выраженьице! Зачем же его укладывать-то? Жизнь - одно, искусство - другое. И это правильно. - Может быть, правильно... А наука? - А наука - третье. - Наука, милая моя, - первое. Вот в чем дело. |
|
|