"Вольдемар Бааль. Источник забвения" - читать интересную книгу автора

реестр сюжетов, которые, возможно, следовало бы основательно разработать,
чтобы они прочно закрепились в сознании, осели в нем надежным пластом, на
котором смогли бы взойти новые произрастания.
Думалось, вопреки стратегическим установкам, и о более конкретных,
прозаических вещах, как то: еда-питье, крыша над головой, куда пойти и что
делать, когда торчать тут станет невмоготу. Обнаружился также сюжет,
оказавшийся на первый взгляд дурацки-примитивным: "что я умею делать". И
затанцевали варианты: истопник, почтальон, подсобник в магазине, счетовод
в сберкассе, агент госстраха и так далее. И захотелось вдруг задать
каверзный вопрос нашим романтическим педагогам: все ли, дескать, вы,
товарищи, сделали для того, чтобы закрепить в головах ваших питомцев
пренебрежение к "низким" профессиям...
Визин расшторил окно.
Жилище оказалось очень милым: две комнатушки, крохотная прихожая,
ванная, шкаф, холодильник, телефон, радиоприемник - благодать да и только.
А в большие, чуть ли не во всю стену, окна светило утреннее солнце и
виделось широкое озеро с лесистым противоположным берегом и белейшими
кучерявыми облачками над ним и в нем.
Визин нажал клавишу - передавали про сенокос. Быстро закруглились и
сообщили время: половина одиннадцатого. Визин перевел часы. Запел Эдуард
Хиль. Визин выключил радиоприемник. "Ну вот, - вслух произнес он, - ты и
прибыл, Кудеяр. Вот и начинается..."
Он обошел свое жилище, посидел на диване, в креслах и на стульях. В
ванной оказалась и горячая вода. "Так, брат Визин, коллега! Вот ты и в
Долгом Логу. И тебя здесь ждали. Дурных нема, как утверждает вахтер дядя
Саша в далеком НИИ далекого города. Забронировали лучший номер. Улыбка
администраторши. Скоро, очевидно, позвонят. Не отвечать, пусть телефон
хоть разорвется. Конечно, глупо не отвечать, когда всем известно, что ты -
тут. И все же: не отвечать. Пока. И чтобы не искушаться - отключить.
Решено".
Визин вооружился дорожным ножичком, снял колпачок подводки, отсоединил
проводок, загнул его, отвел понадежнее от клеммы, поставил колпачок на
место. Снял трубку, послушал - телефон был мертв.
Потом он пошел в ванную, приготовил прохладную воду, погрузился в нее и
долго лежал, отмокая и остывая. Как ни странно, манипуляции с телефоном
придали ему уверенности, настроение улучшилось. Выйдя и переодевшись, он
почувствовал себя почти совсем бодро и деловито, и к карте, что висела на
рейке над радиоприемником, тоже подошел бодро и деловито.
Это была карта области. От железнодорожной станции до Долгого Лога -
220 километров. Так говорили в самолете. "Вот какие расстояния, - подумал
он. - Не мудрено, что здесь еще не все разнюхано".
Он сел за стол, сложил, как школьник, руки перед собой, опустил на них
голову и зажмурился.
Ему примерещился гигантский гейзер; толстая струя горячей воды с ревом
уходит в небо, а вокруг расползаются желтоватые ядовитые испарения и
клубясь обнажают в мутной парящей жиже скользкие женские тела с рыбьими
хвостами... Кто-то через томительно равные промежутки магнитофонным
голосом повторяет "не подходите... не подходите..." Визину мучительно
хочется подойти, и он, презрев запрет, подходит, его окутывает желтое
облако, и он вначале осторожно, а потом отчаянно, смело, полной грудью