"Алексей Азаров. Идите с миром " - читать интересную книгу автора

оберфюрером СС и итальянской аристократкой. Сам факт пребывания в литерном
вагоне заменяет для людей известного круга рекомендательные письма и все
такое прочее.
Чина примирилась с моим присутствием и спит на моих коленях. Брюки
мокнут от ее слюны. Я воспитанно не замечаю этого и забавляю синьору
Ферраччи рассказом о коте, боявшемся мышей. Дина тихо воркует, и бриллианты
у нее в ушах горят как радуга.
- Вы едете в Милан?
- В Рим.
- И не остановитесь в Милане?
- У меня нет там знакомых, синьора.
- Мы же условились - Дина... А я? Бог покарает меня, если я откажу вам
в гостеприимстве.
Не слишком ли она решительна для нежной аристократки? Впрочем, кто ее
знает, быть может, у Дины свое понимание норм приличия. Кольцо на левой руке
говорит о том, что она вдова. К тому же ей, если отмыть грим, никак не
меньше сорока.
Чина продолжает портить мои парадные брюки.
- Благодарю за честь, - бормочу я и осторожно спускаю болонку на
коврик. - Если обстоятельства позволят...
- Но нельзя же не осмотреть Милана! Уверена: вы никогда себе не
простите, если проедете мимо. Без Милана нет настоящей Италии.
- Рад буду убедиться.
- Я знала, что вы согласитесь. У вас хороший характер, Слави.
Все хвалят мой характер, но не мое лицо. И эта тоже. Впрочем, я и не
очаровывался на ее счет. Дине нравлюсь не я - Слави Багрянов,
тридцатипятилетний толстяк, а мое положение состоятельного холостяка. Когда
женщине за сорок, трудно рассчитывать на более блестящую партию.
Дина опять тихо смеется - голубица, завидевшая корм.
- Ночь... тишина... Как странно...
Пора уносить ноги.
- Весь мир - великая странность, - изрекаю я и встаю.
Наклоняюсь, чтобы поцеловать Дине руку, и лоб мой обдает телесное
тепло, настоянное на духах. Дина не торопится запахнуть вырез халатика...
В коридоре тихо и светло. Сияют начищенные ручки; в полированном орехе
панелей отражается блеск хрустальных бра. Оскальзываясь на ковре, добираюсь
до своего купе и вхожу.
Фон Кольвиц не спит. Сидит в полном облачении и читает мой детектив.
Словно и не он полчаса назад храпел, перегрузившись спиртным. Окно
наполовину опущено, и сырой сквозняк гуляет по полу.
Фон Кольвиц отрывается от моей книги. Губы его сухо поджаты. Он
расцепляет их и говорит холодно и трезво:
- Виноват... Книга попалась мне на глаза, и я воспользовался ею без
вашего разрешения. Нет лучшего средства от бессонницы, чем уголовный роман.
- Вы так находите? - говорю я и сажусь на свое место. - Меня она не
убаюкала.
Я отлично помню: книга лежала под подушкой и никак не могла попасть фон
Кольвицу на глаза. Эта ложь лежит на его совести... О том, что на совести
обер-фюрера СС лежит и многое другое - отвратительное и страшное, - я
стараюсь не думать, ибо догадываюсь, что фон Кольвиц из той породы, которой