"Николай Иванович Иванов. Воспоминания театрального антрепренера " - читать интересную книгу автора

то подходившие под мой тенор. В то время мы не смели быть разборчивыми в
ролях, а играли без всяких отговорок и рассуждений то, что приказывали и,
замечательно, что никакая перетасовка ролей иллюзии не нарушала и талантов
не уродовала. Каждый актер был актером в широком значении этого слова и
такое верное отношение к искусству имело благотворное влияние на развитие
провинциального театра.
Между прочими, у Лисицына служили: знаменитый актер, из дворовых
Обрезкова, Варнавий Иванович Караулов, каким-то образом освободившийся от
крепостной зависимости и посвятивший себя всецело театру; комик-буфф
Орлианский, принадлежавший к дворне князя Урусова, и сын петербургского
купца Михаил Яковлевич Алексеев, необыкновенный комик в жизни и злодей на
сцене, для каждой пьесы, в которой он исполнял какую бы то ни было роль.
Кстати, нужно заметить, что в то крепостное время, господа-помещики,
отпускавшие своих дворовых актерствовать у частного антрепренера, получали
сами за них жалованье, и ни один из этих подневольных не смел посягать ни на
копейку, им же заработанную. Некоторые помещики, в чаянии таких удобных
доходов, самолично занимались выработкой драматических талантов у своих
крепостных, причем особенное старание прикладывали к тем, которые давали
надежду сделаться трагиками, потому что этого рода актеры ценились
расчетливыми антрепренерами дороже. Из дворни князя Урусова, кроме
Орлианского, были еще другие, второстепенные силы и в общем он за них
получал достаточную цифру, которой завидовали весьма многие соседи-помещики.
После Лисицына, ярославский театр попал в руки Струкова и Соколова, у
которых я продолжал службу в следующий сезон. После этого, я снял в компании
с несколькими товарищами костромской театр и сделался полноправным
распорядителем. Вслед за этим, я взял ярославский театр и держал его вместе
с рыбинским. В отдельную антрепризу эти театры не отдавались, - нужно было
непременно брать оба и играть зимой - в Ярославле, летом - в Рыбинске. Это
было вызвано тем, что на летний театр находилось гораздо больше охотников,
нежели на зимний, так как Рыбинск в летнее время представляет из себя
громадный торговый пункт и в нем гостит много приезжего народа, не
скупящегося на удовольствия, а Ярославль ординарный городишко, с известным
числом оседлых жителей, уделяющих на театр скудные остатки экономии. Оба эти
театра принадлежали тогда губернскому архитектору Панькову, от которого,
после моей антрепризы, вышеупомянутый Алексеев приобрел их в собственность.
О дальнейшей судьбе ярославской сцены расскажу в следующей главе, а эту
закончу эпизодом с моей фамилией.
При антрепризе Лисицына играл я под фамилией Иванова, которую выбрал
еще в Костроме, когда упражнялся на сцене Карцева. Моя настоящая фамилия
казалась не звучной и неудобопроизносимой для театральных афиш, и я
переменил ее на этот слишком заурядный псевдоним, выкроенный из моего
отчества. Приобретя в Костроме кое-какую популярность под этой фамилией, я
так и остался навсегда Ивановым, и не только на сцене, но даже и в жизни.
Случилось это таким обыкновенным образом: когда мне понадобился паспорт и я
обратился
за ним в присутственное место, то там, знавшие меня лично чиновники, не
расспросив толком кто и что я, любезно угодили мне надписью "купец Николай
Иванов Иванов". Впоследствии, когда у меня было несколько взрослых сыновей и
когда по отжившему закону купеческие дети солдатчине не подлежали, я даже
вносил гильдейский капитал, дававший мне права уже действительного купца.