"Протопоп Аввакум. Житие протопопа Аввaкума, им самим написанное " - читать интересную книгу автора

покиня меня, пошел в дом свой. Аз же, поблагодаря бога, завертев руку
платом, пошел к вечерне. И егда шел путем, наскочил на меня он же паки со
двемя малыми пищальми[22] и, близ меня быв, запалил из пистоли, и божиею
волею иа полке порох пыхнул, а пищаль не стрелила. Он же бросил ея на землю
и из другия паки запалил так же, - и та пищаль не стрелила. Аз же прилежно,
идучи, молюсь богу, единою рукою осенил ево и поклонился ему. Он меня лает,
а ему рекл: "благодать во устнех твоих, Иван Родионович, да будет!" Посем
двор у меня отнял, а меня выбил, всего ограбя, и на дорогу хлеба не дал.
В то же время родился сын мой Прокопей, которой сидит с матерью в земле
закопан. Аз же, взяв клюшку, а мати - некрещенова младенца, побрели, амо[23]
же бог наставит, и на пути крестили, яко же Филипп каженика[24] древле. Егда
ж аз прибрел к Москве, к духовнику протопопу Стефану и к Неронову протопопу
Ивану, они же обо мне царю известиша, и государь меня почал с тех мест
знати. Отцы же с грамотою паки послали меня на старое место, и я
притащился - ано[25] и стены разорены моих храмин. И я паки позавелся, а
дьявол и паки воздвиг на меня бурю. Придоша в село мое плясовые медведи с
бубнами и с домрами, и я, грешник, по Христе ревнуя, изгнал их, и ухари[26]
и бубны изломал на поле един у многих и медведей двух великих отнял, -
одново ушиб, и паки ожил, а другова отпустил в поле. И за сие меня Василей
Петровичь Шереметев, пловучи Волгою в Казань на воеводство, взяв на судно и
браня много, велел благословить сына своего Матфея бритобрадца.[27] Аз же не
благословил, но от писания ево и порицал, видя блудолюбный образ. Боярин же,
гораздо осердясь, велел меня бросить в Волгу и, много томя, протолкали. А
опосле учинились добры до меня: у царя на сенях со мною прощались; а брату
моему меньшому бояроня Васильева и дочь духовная была. Так-то бог строит
своя люди.
На первое возвратимся. Таже ин начальник на мя рассвирепел: приехав с
людьми ко двору моему, стрелял из луков и из пищалей с приступом. А аз в то
время, запершися, молился с воплем ко владыке: "господи, укроти ево и
примири, ими же веси судьбами!" И побежал от двора, гоним святым духом. Таже
в нощь ту прибежали от него и зовут меня со многими слезами:
"батюшко-государь! Евфимей Стефановичь при кончине и кричит неудобно, бьет
себя и охает, а сам говорит: дайте мне батька Аввакума! за него бог меня
наказует!" И я чаял, меня обманывают; ужасеся дух мой во мне. А се помолил
бога сице: "ты, господи, изведый мя из чрева матере моея, и от небытия в
бытие мя устроил! Аще меня задушат, и ты причти мя с Филиппом, митрополитом
московским; аще зарежут, и ты причти мя с Захариею пророком; а буде в воду
посадят, и ты, яко Стефана пермскаго, освободишь мя!" И моляся, поехал в дом
к нему, Евфимию. Егда ж привезоша мя на двор, выбежала жена ево Неонила и
ухватала меня под руку, а сама говорит: "поди-тко, государь наш батюшко,
поди-тко, свет наш кормилец!" И я сопротив того: "чюдно! давеча был блядин
сын, а топерва[28] - батюшко! Большо[29] у Христа тово остра шелепуга[30]
та: скоро повинился муж твой!" Ввела меня в горницу. Вскочил с перины
Евфимей, пал пред ногама моима, вопит неизреченно: "прости, государь,
согрешил пред богом и пред тобою!" А сам дрожит весь. И я ему сопротиво:
"хощеши ли впредь цел быти?" Он же, лежа, отвеща: "ей, честный отче!" И я
рек: "востани! бог простит тя!" Он же, наказан гораздо, не мог сам востати.
И я поднял и положил его на постелю, и исповедал, и маслом священным
помазал, и бысть здрав. Так Христос изволил. И наутро отпустил меня честно в
дом мой, и с женою быша ми дети духовныя, изрядныя раби Христовы. Так-то