"Марк Аврелий. Отрывки из дневников " - читать интересную книгу автора

представление, не имеет. Не скоро приметишь злосчастного от невнимания к тому,
что происходит в душе другого; ате, кто не осознает движений собственной души,
назлосчастие обречены. О том всегдапомнить, каковаприродацелого и каковамоя, и
как этаотносится к той, и какой частью какого целого является, аеще что никого
нет, кто воспрещают бы и делать, и говорить всегдасообразно природе, частью
которой являешься. Сравнивая погрешения, Феофраст хоть и делает это сравнение
по обыденному, однако по-философски утверждает, что проступки, допущенные из
вожделения, тяжелее тех, что от гнева. Разве не явственно, что разгневанный
отвращается от разумас некой печалью, втайне сжимаясь; тот же, кто погрешает
из вожделения, сдавшись наслаждению, представляется как бы более распущенным и
вместе расслабленным в своих погрешениях. Так что правильно и достойно
философии он утверждал, что погрешения, совершенные в наслаждениях,
заслуживают более тяжкого обвинения, чем когдас печалью. И вообще, один похож
скорее напотерпевшего обиду и понуждаемого к гневу печалью; другой же прямо с
местаустремляется к несправедливости, вожделением увлекаемый к деянию.
Поступать во всем, говорить и думать, как человек, готовый уже уйти из жизни.
Уйти от людей не страшно, если есть боги, потому что во зло они тебя не
ввергнут. Если же их нет или у них заботы нет о человеческих делах, то что мне
и жить в мире, где нет божества, где промысланет? Но они есть, они заботятся о
человеческих делах и так все положили, чтобы всецело зависело от человека,
попадет ли он в настоящую-то беду, аесли есть и другие еще беды, так они
предусмотрели и то, чтобы в каждом случае былавозможность не попадать в них. А
что не делает человекахуже, может ли делать хуже жизнь человека? Что ж, по
неведению ли, или зная, дане уме оберечься наперед или исправиться после,
допустилабы это природацелого? Неужто по немощи или нерасторопности онатак
промахнулась, что добро и худо случаются равно и вперемешку как с хорошими
людьми, так и с дурными? Ну асмерть и рождение, слава, безвестность, боль,
наслаждение, богатство и бедность - все это случается равно с людьми хорошими
и дурными, не являясь ни прекрасным, ни постыдным. А следовательно, не добро
это и не зло. Как быстро все исчезает, из мира- само телесное, из вечности -
память о нем; и каково все чувственное, в особенности то, что приманивает
наслаждением или пугает болью, о чем в ослеплении кричит толпа. Как это убого
и презренно, смутно и тленно, мертво! Разумной силе - усмотреть, что такое
они, чьи признания и голосавнесут славу? И что такое умереть? И как, если
рассмотреть это само по себе и разбить делением мысли то, что сопредставляемо
с нею, разум не признает в смерти ничего кроме делаприроды. Если же кто боится
делаприроды, он - ребенок. А тут не только дело природы, но еще и полезное ей.
Как прикасается человек к богу и какой своей частью, и в каком тогдасостоянии
этадоля человека. Нет ничего более жалкого, чем тот, кто все обойдет по кругу,
кто обыщет, по слову поэта, "все под землею" и обследует с пристрастием души
ближних, не понимая, что довольно ему быть при внутреннем своем гении и ему
служить искренно. А служить - значит блюсти его чистым от страстей, от
произвола, от негодования начто-либо, исходящее от богов или людей. Ибо то,
что от богов, своим превосходством вселяет трепет, ачто от людей -
по-родственному мило. Ведь иной раз и жалко их заневедение того, что добро и
что зло. Ибо этот недуг ничуть не лучше того, из-закоторого лишаются
способности различать черное и белое. Даживи ты хоть три тысячи лет, хоть
тридцать тысяч, только помни, что человек никакой другой жизни не теряет,
кроме той, которой жив; и живет лишь той, которую теряет. Вот и выходит одно
наодно длиннейшее и кратчайшее. Ведь настоящее у всех равно, хотя и не равно