"Владимир Авдеев. Страсти по Габриэлю " - читать интересную книгу автора

дабы извлечь из него улыбку. Владелица карих глаз неподдельно выдержанно
поведала мне, что Евгений и Серж съехали поздно ночью в крайней поспешности,
и больше ей ничего не известно. Она говорила в такт своему бестревожному
кровообращению, а изумрудные серьги в потускневшей оправе, казалось, должны
были придать ее лицу вид удовлетворенного лукавства.
Я уверенно брел по селению X, нещадно перлюстрируя свежевыкрашенное
воспоминание о том, как на меня вдруг повеяло из окаянных глубин пансиона
шикарным запахом потревоженной пыли, а неугомонный маятник резал на ровные
ломти что-то домашнее.
Невзирая на одиночество, мне захотелось побыть одному. Я бродил, как
может бродить лишь уволенный в запас парадный часовой, и диву давался, как
мало событий со мной происходит и как велика меж тем сила моей изолированной
рефлексии, теребящей в гневном безрассудстве многие глубины философской
надмирности. Сейчас меня более всего занимал круг проблем, которые я условно
окрестил технологией веры и технологией судьбы. Я был приятно шокирован,
едва мне достались эти два филологических мутанта. Народившись, они
моментально окоченели в моем мозгу до пассивного безвременья девизов.
Я ослабил поводок вассальной экстравертированности, и она тем не менее
не нашлась ничего сказать мне, кроме разве того, что вокруг стало теплее.

 12

Я расстался с хозяйкой пансиона, даже не поминая деньги, уплаченные
ранее до конца месяца, и тотчас застращал себя ядом сарказма, что, возможно,
вот так же когда-нибудь безмятежно поверяя в долг, я расплачусь за свои
похороны и будущее рождение вкупе.
Судьба - это банк, где на каждого открыт кредит, и я давно мечтаю его
обокрасть.
Поверх своей недешевой поддельной забывчивости я презентовал этой густо
накачанной надушенным воздухом и легкокрылыми сплетнями даме ажурный
костяной брелок в виде мясистого амура с полным колчаном стрел, обглоданных
карманной мелочью. Ее умиление немыслимого фасона щипало мне ноздри, я
кланялся. Сборы мои были кратки и филигранны с позиций немого кино. Я
надумал возвратиться в свое полуродное столичное гнездо и решил тотчас же
отправиться в обратный путь к дяде. Нащупав глазами календарь, я ужаснулся:
ведь селение X пожрало ни много ни мало, но почти целый год моей жизни. До
этого дни надменною чередой фиксировались лишь осколками интонаций моего
душевного равновесия. Только теперь у душистого изголовья новой весны я
встрепенулся при мысли, что мне почти нечего вспомнить в этой обобранной
красками кутежей и фантазиями грехопадений местности, и потому год этот
недействителен.
Все же задним числом я испытывал стыд от того, что не смог взять от
феномена селения X больше, и потому решил не глотать так явственно окончание
будущих воспоминаний по нему и не потщился немного пофланировать по его
путанно пересекающимся улицам. Мое белокровное любопытство удовольствовано
было не совершенно, и потому я энергично прогуливался, готовый ежемгновенно
конфисковать чудо и пришпилить его золотистой иглой на черный бархат
аффектирующей части сознания, стоило ему броситься мне под ноги.
Тем не менее по прошествии самого непродолжительного времени я поражен
был приятным удивлением, едва выяснилось, что в этот день в селении X