"Виктор Авдеев. Моя одиссея (рассказы) " - читать интересную книгу автора

никакого признака флюса. Да не вертись же ты, пожалуйста, и открой рот
пошире: не бойся, я совсем не собираюсь к тебе туда залезть.
Я и пытался не вертеться, да не мог. В простенке стоял застекленный
шкафчик с огромными щипцами, страшными железками, похожими на кочережки, и я
невольно пялил на них глаза. Холодная испарина пробирала меня насквозь:
неужели станет дергать зуб? Как отвертеться? Сказать: уже, мол, здоров?
Вдруг заподозрит: аферист! Начнет розыски и узнает, что меня и звать-то
совсем по-другому - Витька Авдеев?! Я решил упросить ее не трогать хотя бы
передние зубы, потому что без них все меня будут называть "щербатым": в
конце концов не все ли ей равно, какой тянуть?
- Все зубы у тебя целые, - недоуменно продолжала рассуждать вслух
докторша. - И даже эмаль крепкая.
Я молчал, как во всех трудных случаях жизни.
- Покажи толком, какой же болит?
Я сунул палец в самый конец рта: может, там не рассмотрит. Докторша
хорошенько протерла зеркальце на ножке. - Коренной? Ничего не пойму: вид у
него вполне здоровый. А может, тебя беспокоит всего лишь нерв? Что, зуб
дергает?
Я обрадованно кивнул головой: вот-вот, просто дергает. Меня дома всегда
называли нервным мальчиком.
- Сделаем тогда вот что, - подумав, сказала докторша. - Я намочу в
аспирине ватку и положу тебе на больной зуб, а ты не выплевывай ее, слышишь?
Это успокоит боль. Назавтра я выпишу тебе бюллетень. Если лекарство не
поможет, придется везти тебя в Киев в зубоврачебный кабинет, где есть
бормашина. Видишь ли, Боря, сама-то я... не дантист. У меня другая врачебная
специальность.
Я поспешил заверить докторшу, что "машина" не потребуется: зуб у меня
никогда не болит дольше одного дня.
Весь следующий день я отлеживался у себя в палате и за это время
выяснил, что новочеркасских знакомых в колонии нет. Я с облегчением снял
повязку.
Колония имени Фритьофа Нансена находилась в тридцати верстах от Киева,
за Дарницей. Двухэтажный панский будынок стоял на опушке сосняка; за
дубовыми и осиновыми перелесками тянулись огромные зеленые огороды и
лекарственные плантации, на которых росли какие-то непонятные и довольно
вонючие цветы. Обслуживали хозяйство сами воспитанники.
После ужина наш воспитатель Михаил Антоныч, прозванный за рыжеватую
бородку Козлом, человек очень плотный, очень скуластый и всегда
холодновато-спокойный, объявил мне: завтра надо выходить на работу. Что мне
больше нравится: пасти стадо или мотыжить буряки? Я замялся: мне больше
нравилось рисовать и читать книжки. А крестьянский труд мне будет, верно, не
по плечу. Затяжной тиф, перенесенный в Новочеркасске, и вечное недоедание
ослабили мое здоровье, к тому же я совсем не рос. В бывшей Петровской
гимназии я со знанием дела играл на задней парте в "перышки", и все считали,
что я учусь. Может, и здесь удастся прожить "на шармака"? Все же из двух зол
надо было выбрать меньшее, и я решил, что, пожалуй, легче стеречь с
хворостиной стадо, чем махать в поле мотыгой.
- Добре, Борис, - улыбнулся воспитатель в рыжие усы. - Значит, завтра
получишь пастуший кнут. Работа почетная: колонисты доверяют тебе все стадо.
Постарайся, чтобы у нас было побольше молока.